Елена Рум - Кто Я

«Парам – пам, парам- парам, пара – м – пам, пам парам…» – ранним февральским утром, стоя у окна на кухне ярко желтого, словно лимон цвета, и наблюдая редкие лучи бледного солнца, совсем не свойственные этому времени года и местности, напевала Лекси Флекстон. Периодически, виртуозно размахивая черной, пластмассовой, кухонной лопаточкой с цветочным узором. Один за другим с раскаленной сковородки на большую круглую тарелку, Лекси перекидывала румяные блинчики, собирая нехилую стопку. Она уже вполне хорошо освоилась и вела себя смело, и по-хозяйски в однокомнатной квартире на Дивижн Авеню в Сан-Антонио, в которую переехала с началом зимы в прошлом году.

Голубая длинная рубашка, что была явно ей велика на несколько размеров, и очевидно, была мужской, подчеркивала ее глаза небесного цвета. С ее плеч спадали светлые волосы, которые для удобства готовки, Лекси заправляла за уши. Надо отметить, что уши ее были немного лопоухими, и она старалась не подчеркивать это. Но тут она чувствовала себя комфортно, зная, что хозяин квартиры считает ее прекрасной в любом виде.

–Как мне нравится этот вид! – восхищенно произнес, только что вышедший из душа и завернувшийся в полотенце Мартин Лоуренс, с добродушной улыбкой на лице.

–Мне тоже нравится! – хитро улыбаясь, отвечала Лекси.

–Хочешь я подарю тебе теплый, уютный халат на день всех влюбленных?

–Ммм… нет! Мне твоя рубашка нравится гораздо больше! Да, завтрак готов, садись кушать…

Мартин подошел сзади, нежно приобнял Лекси и поцеловал в щеку. После чего, поставил на стол две кружки, налил в каждую из чайника кипятка, положил по две ложки сахара и по чайному пакетику. Поставив кружки на стол-островок в центре крохотной кухни, пара принялась завтракать.

–У тебя хорошее настроение! Ты так рад вернуться в участок? Нас не было всего четыре дня, а тебе уже не терпится! Я же вижу! – интересовалась Лекси, поливая аппетитные блинчики домашним клубничным вареньем с крупными ягодами.

–Ты же знаешь, работа – это…

–Это твой второй дом… Да, да, да… И, что же может быть важнее работы…

–Ты! – резко и спокойно прервал бормотание Мартин.

Лекси посмотрела на него, широко раскрытыми глазами, слегка улыбнулась, но промолчала в ответ. Она явно была более чем удовлетворена таким ответом Лоуренса, что ей хотелось завершить данную беседу именно на этой ноте.

На улице еще лежал белый снег, совсем небольшим слоем, довольно хрупкий, готовый вот-вот начать таять. Мартин и Лекси сели в Шевроле Вольт, который все так же верно стоял недалеко от входа парадной, в ожидании своих пассажиров. Солнце поднималось все выше, отражаясь лучами по лежащему снегу, наполняя ярким светом все вокруг.

По приезду в участок, пара разделилась. Лекси отправилась на свое рабочее место в секретариат, а Лоуренс уверенной походкой зашагал в сторону своего кабинета.

–Еп… – все, что смог приглушенно произнести Лоуренс, переступив порог кабинета, где его уже ожидал напарник.

–О! Мартин! Проходи, добро пожаловать! – радостно приветствовал Джек Шиллинг своего компаньона.

–Что? Что это? – ошарашенно продолжал Лоуренс, в своей манере скептического меланхолизма.

–Ремонт!! Мы решили преобразить кабинет! Ну знаешь, новая жизнь с нового листа… Как тебе?

–А кто вы? – рискнул поинтересовался Лоуренс.

–Мы с Михаэллой! – уверенно и гордо отвечал Шиллинг, который почти за год работы в данном участке полиции, сдружился с мадам Мосенковой.

Мартин Лоуренс совсем не ожидал перемен в кабинете, в котором он работал на протяжении восьми лет. Честно говоря, Мартин никогда особо и не придавал значения помещению, в котором он находился. Его вполне устраивали однотонные, мрачные, серые стены, которые как он считал, ни от чего не отвлекали и давали сконцентрироваться на работе. Стоило только Лоуренсу отлучиться на несколько дней, как без его ведома приняли ошеломительное решение, а самое главное уже исполнили.

Было непривычно видеть нечто цветное в рабочей обстановке. Теперь же кабинет был оклеен обоями. Снизу стены, примерно до уровня окна были темного серого, или даже синего цвета, которые отделялись черным бордюром от верхнего дизайнерского произведения искусства. От бордюра и до самого потолка чередовались вертикальные светло-зеленые и светло серые полосы. Низменными остались только мебель и жалюзи на окне, которые в этот раз были открыты.