Сергей Серп - Смерть из первых рук

– Так, теперь моя очередь рассказывать. Поедем сегодня фотографироваться, я тут кое-какое обмундирование привез. Примерь, – с этими словами мужчина передал Саше темный пакет, стоявший рядом со стулом.

– О, а что там?

– Разворачивай, смотри.

Саша встал, достал из пакета белый сверток из плотной ткани, сперва принятый им за халат, но со слишком длинным поясом.

– Ого, – задумчиво протянул юноша, поняв, что держит в руках.

– Не против недолго побыть психом? Настоящих-то фотографировать нельзя.

– Это смирительная рубашка?

– Она самая. Примерь, они вообще безразмерные, но, если что – поищем другую.

– Нас такими в детском доме пугали, – осторожно заметил Саша, – но я-то всегда смирный был.

По лицу мужчины пробежала тень, подбородок слегка дернулся, и он опустил глаза.

– Ты вправе отказаться, просто, я думал, тебе это покажется забавным, извини. Извини, – покачал головой журналист.

– Да я не то чтобы против, – оправдывался парень, чувствуя, что своим отказом, которого он, по правде, и не выражал, сильно обижает благодетеля, – сейчас надену.

Юноша не без труда натянул плотную рубашку, в которой стал похож на худенький белый кокон.

– Уж не знаю, что говорят в таких случаях, – поднимаясь со стула, сказал журналист, – или знаю, – добавил он, размазывая по лицу хищную улыбку, – попался!

Часть первая

За 13 лет до событий

2002 г, Тверь

Школа, как и семья, является основой формирования личности. Именно в школе возраст не всегда соответствует желаниям, основным из которых является желание общаться, порой даже слишком тесно. Молодые люди и девушки черпают силы из мимолетных взглядов, обрывков слов, даже из воздуха, которым дышит желаемое существо. Общение с легкостью заменяет еду и сон, опьяняет, словно власть; власть над временем собеседника, над частью его жизни.

Ее фантазии были таким же набором, как у большинства девочек пятнадцати лет, не имевших практики половых отношений. Поцелуи, прогулки, прикосновения, цветы, но особенно остро ей жаждалось нежности, которой так не хватало дома. После смерти матери, четыре года назад, отец воспитывал, как мог, как умел, как хотел. Скорее именно последний вариант описывал его манеру воспитания; а хотел он – никак. Отработав день, он шел пить к друзьям, и эти вечера становились самыми счастливыми в жизни совсем еще юной девушки. Время, когда можно было спокойно убраться дома и немного почитать.

Страх и жестокость наполняли каждый угол, когда пьяный отец переваливался через порог. Малейший повод заставлял его выйти из себя, и в адрес дочери летели последние слова, а порой и попавшаяся под руку вещица. Причиной неадекватного поведения со стороны едва ли не единственного родственника, была его убежденность в том, что именно дочь виновата в гибели его супруги. Если бы она не перепутала время отхода электрички, и мать бы успела на поезд, то все могло бы сложиться иначе. Эта скверная мысль красной нитью шла сквозь мрачные дни внезапно овдовевшего супруга. Первую рюмку (а иногда это был стакан) он всегда поднимал за упокой любимой женщины. Вот так, по трагическому стечению обстоятельств, долгожданная и единственная дочь превратилась в разрушителя его жизни.

Отец был старше матери на восемь лет. Он всегда боготворил ее, и ради жены был готов на все, из-за чего и сам жутко ревновал, порой даже к собственной дочери. Безусловно, такой человек вселял страх в девочку, но еще больше он вызывал обиду. В совсем юной и не замусоренной головке никак не укладывалось: как человек, любящий и воспитывающий все детство, способен предать и обвинить в чудовищном происшествии. Он отказался от нее, как от дочери, оставив лишь на правах служанки, а заодно накормил детскую фантазию страстями о детдомах и ужасах, которые там творятся перед глазами безразличных воспитателей. Одиннадцатилетняя девочка очень испугалась, что ее могут продать кому-то, хотя, что такое групповое изнасилование, до конца и не представляла.

Первое время после трагедии, отец еще хранил верность матери, если покойнику вообще можно хранить верность и быть чем-то обязанным, но спустя несколько месяцев, природа и пьяный эгоизм взяли управление в свои руки. Календарь подходил к концу, когда отец, в очередной раз, придя домой навеселе, привел с собой женщину. Женщина была пьяна и вела себя развязно. Нагло обнимая отца за шею, она пыталась повиснуть на нем, а увидев девочку, жавшуюся к притолоке возле кухонной двери, слегка удивилась и спросила, блуждая пьяными глазами по лицу случайного собутыльника: