Георгий Вайнер - Я, следователь…

Будто отвечая самому себе, я неожиданно сказал вслух:

– Он знал трудное искусство жить стариком…

Надя удивленно взглянула на меня:

– Да он и стариком-то не был! Он был молодой человек. Просто он жил в старой, немощной плоти. – И покачала головой. – Нет, нет, стариком он не был…

На стене зашипели часы, что-то в них негромко чавкнуло, растворились дверцы, и выскочила наружу механическая кукушка. Кукушка была странная – она не куковала, а только нервно кивала головой, и что-то внутри часов в это время потрескивало, тихонько скрежетало и тоненько звякало. И, устыдившись своей немоты, кукушка дернула последний раз головой и юркнула в укрытие. Дуся, неслышно сидевшая в углу дивана со сложенными на коленях руками, словно оправдывая ее, грустно сказала:

– Старая она очень… Время хорошо показывает, а вот голос пропал…

Я сказал Наде:

– Мне кажется, что Вихоть скрывает от меня что-то важное…

– Что именно?

– Ну как вам сказать… Я не могу поверить, что они всерьез ссорились из-за сочинения о Швабрине и Гриневе. Что-то было гораздо серьезнее…

Надя сказала:

– Конечно, не в этом дело. Просто один из эпизодов возникшей между ними неприязни. Точно так же, как Коростылева начинало трясти, когда он слышал, что Вихоть, преподаватель русского языка, говорит: «Мальчуковое пальто», «Пальтовая ткань», «Бордовый цвет». Но не в этом было дело…

– А в чем?

Надя подумала и медленно, будто подбирала правильные слова, сказала:

– Мне кажется, что Николай Иванович считал ее человеком не на своем месте, что ей нельзя заниматься воспитанием детей…

– И что, он не скрывал этого от Вихоть? – спросил я.

– Думаю, что последнее время не скрывал. К сожалению, я не знаю подробностей, но на прошлой неделе разразился какой-то глухой скандал.

– Интересно, – насторожился я. – Скандал? Между кем да кем?

– Коростылев мне не рассказывал об этом, но, как я слышала, он решил выставить двойку за год и не допустить к выпускным экзаменам Настю Салтыкову…

– И почему это могло быть причиной скандала с завучем?

– Вы понимаете, Станислав Павлович, я бы очень не хотела, чтобы у вас возникло ощущение, будто я пересказываю сплетни. Я просто хочу рассказать вам все, что я знаю, а знаю я не так уж и много, во всяком случае, того, что могло бы вам помочь…

Я мягко прижал ладонью к столу ее подергивающуюся от нервного напряжения руку:

– Надя, поверьте мне, я ненавижу сплетни. Но в таких драматических обстоятельствах тайный фон отношений между людьми порождает не сплетни, а версии. Скорее всего, эта Настя Салтыкова – любимица Вихоть? Так?

Надя досадливо кивнула:

– Да! Она всячески протежирует этой способной, но очень ленивой и дерзкой девочке-десятикласснице.

– А в чем причина такой любви Вихоть к этой девице?

– Да не к девице! Ее мать – подруга Вихоть. Клавдия Салтыкова – человек влиятельный, директор Дома торговли. Дружат они с Вихоть много лет. И конечно, Вихоть заинтересована, во-первых, в том, чтобы дочка ее подруги получила аттестат зрелости, а во-вторых, чтобы не был зафиксирован грубый брак в работе – это ведь неслыханное дело, чтобы десятиклассницу не допустили к экзаменам…

– А почему Коростылев так возражал против нее?

– Потому, что девочка совсем ничего не знает. Девочка совершенно не хочет учиться, она уверена, что ей место в жизни и так обеспечено. Я боюсь утверждать, я этого не знаю наверняка, но мне кажется, что у Коростылева были принципиальные возражения против того, чтобы выпускать с аттестатом зрелости Настю…

– А у матери Салтыковой были столкновения с Коростылевым?

– Я знаю, что когда-то давно она оскорбляла Николая Ивановича и он просто не разговаривал с ней. Я подробностей точно не знаю, но я и сейчас не уверена – имеет ли это отношение к случившейся печальной истории.

– Скажите, Надя, а вы знаете Салтыкову? Что она за человек-то?

Надя задумалась, и по мелькнувшей на лице тени я видел, что ей не хочется говорить об этом. Она сделала над собой усилие и произнесла:

– Я затрудняюсь вам сказать что-нибудь определенное. Я таких людей боюсь – то, что называется бой-баба, она кого хочешь в бараний рог скрутит…

– А если не скрутит?

– Тогда обманет, задарит, заласкает! Не люблю таких. Она да Вихоть – два сапога пара…

Я поставил чашку на блюдце и попросил разрешения позвонить по телефону.

– Да, конечно, пожалуйста…

Я набрал 07 и услышал чуть сонный голос Ани Веретенниковой: