Николай Леонов - Бесплатных пирожных не бывает!

На телеграфе Юрий Петрович купил открытку, два конверта, достал из кармана «Паркер» с золотым пером. Кому бы написать что-нибудь смешное, веселое? Выяснив, что писать ему абсолютно некому, он слегка взгрустнул и настрочил открыточку самому себе, поздравив с несуществующим юбилеем, пожелал здоровья и многих лет жизни. В один из конвертов он вложил сберкнижку, запечатал и в этот момент увидел Ивана, который сидел за соседним столом. Лебедев уже собрался окликнуть его, когда почувствовал на плече чью-то руку и, подняв голову, встретился взглядом с подполковником.

– Мы с вами часто встречаемся, – Гуров опустился на скамейку, толкнул пальцем открытку, прочитал адрес и сказал:

– Когда человек начинает сам себе писать открытки, дело плохо. Вы к какой поликлинике прикреплены?

Лебедев всегда считал, что выражения «он онемел», «у него отнялись ноги» – выдумка, литературный штамп. Гуров подвинул к себе конверт, в котором лежала сберкнижка; стоит взять его в руки, как по плотности сыщик сразу поймет, что в конверте не просто бумага. Надо что-то говорить, но Лебедев молчал, скреб пальцами по столу, пытаясь подтянуть конверт к себе, но тот, видимо, попал на капельку клея.

– Приклеился, – выдавил с трудом Лебедев и невольно посмотрел на Ивана.

Убийца явно понимал, кто подсел к Лебедеву, кожа на скулах Ивана натянулась, губы истончились, глаза были плотно прикрыты тяжелыми веками.

– Знакомый? – безучастно спросил Гуров и белоснежным платком заботливо промокнул Лебедеву лоб. – В отношении больницы я не шучу. Что же вы со своим здоровьем делаете? Не дай бог инфаркт либо инсульт? А вы мне в суде здоровенький необходимы. Нет уж, Юрий Петрович, не подводите, держитесь, совсем недолго осталось.

Слабость исчезла так же мгновенно, как и появилась, в лицо пахнуло жаром. Лебедев твердой рукой взял со стола открытку и конверты, положил в карман.

– Анонимки нынче отменили, а я их поклонником никогда не был. Бумагу и конверты я приобрел, приду домой и напишу начальнику Главного управления милиции, что человек я немолодой, здоровьем похвастаться не могу, подполковник Гуров Лев Иванович, – Лебедев выдержал многозначительную паузу. – Я подробно опишу все ваши подвиги сыщика. Как вы вторглись ко мне в гостиницу «Приморская», затем в вашей гостинице убили человека, и с тех пор вы меня преследуете. Знаете, чем ваше положение отличается от моего?

– Естественно, – Гуров кивнул. – Вы преступник, я – сыщик.

– Верно! – Лебедев боковым зрением увидел, что Иван поднялся и ушел. – Поэтому вы должны доказывать все, а я – ничего. Вы должны доказывать свою невиновность и мою вину. А я напишу, что вы виноваты, и моих слов окажется достаточно.

– Так вы уже написали.

– Я еще ничего не писал, – Лебедев улыбнулся. – Но сегодня же восполню пробел. Я не поленюсь и отнесу письмо лично, в приемную на Петровку, 38. Честь имею!

– Не имеете, – сказал Гуров, и слова его прозвучали по-мальчишески беспомощно.

Лебедев вышел на улицу, спустился по улице Горького и зашел в гостиницу «Интурист».

Гуров сел в свои «Жигули», проехал по улице Огарева мимо здания МВД. На углу улицы Герцена его остановил инспектор ГАИ, так как сквозной проезд по Огарева был запрещен.

– Почему нарушаете, товарищ водитель?

– Виноват, товарищ лейтенант, – Гуров протянул права и техпаспорт, удостоверение не предъявил.

Инспектор долго изучал документы, поглядывая на водителя, который ни о чем не просил и не оправдывался, удивленно.

– И талон у вас чистенький, столько лет без единого нарушения, – инспектор достал из кармана компостер, уверенный, что уж сейчас частник заговорит.

Но водитель посмотрел на него задумчиво, явно думая о постороннем, даже чуть улыбнулся.

– Может, вы знака не видели? – с надеждой спросил инспектор.

– Видел.

– Торопитесь?

Гуров почувствовал себя неловко, опустил руку в карман за удостоверением, почему-то взглянул в зеркало и увидел такси, которое отъехало следом за ним от телеграфа. Он обратил внимание на это такси именно потому, что таксист уж точно знает, что сквозной проезд по Огарева запрещен. Гуров не мог видеть пассажира в такси, но машина стояла метрах в тридцати, и никто из нее не выходил. «Неужели меня „ведут“? – подумал Гуров. – Талон, конечно, жалко, но придется пожертвовать».

– Что вы, лейтенант, размахиваете своей железкой? – грубо спросил Гуров, продолжая наблюдать за такси.

Инспектор обиделся, пробил талон, сделал на нем отметку. Такси позади развернулось, поехало в обратную сторону.