Татьяна Степанова - Грехи и мифы Патриарших прудов

Эпикурейцы брели поодиночке и парами — все еще стильные, но уже слегка потрепанные, вели за руку детей. По велодорожкам ехали велосипедисты. И на сердце у Регины потеплело.

Патрики все еще жили, они не умирали. Они представляли собой весьма яркий контраст с остальным городом, с Москвой, в которой Регина замечала в последнее время столько разительных перемен.

Проезжая по Москве на такси или на своей машине, которую она не слишком любила водить, Регина видела, что окружающий ее мир словно линяет. Будто мокрой тряпкой стираются прежние яркие краски.

Огромное количество пустых заброшенных магазинов на Садовом кольце. Серые, слепые, пыльные витрины, лишившиеся даже объявлений об аренде. Квадратные километры пустующих помещений в прекрасных зданиях из стекла. Какая-то жизнь, какая-то активность все еще клубится на маленьком островке между Смоленской площадью, Старым Арбатом и Маяковской. А все остальное огромное пространство Садового — вымерший в смысле коммерции и торгового дела пейзаж.

Там, где прежде лепились вывески, реклама, где теснились по соседству офисы туристических фирм, банков, трастовых фондов, адвокатских контор, офисов нотариусов, дизайнерских магазинов, магазинов одежды, спорттоваров, обуви, — ничего, все закрыто.

Такое же странное зрелище представляла собой улица Якиманка — начало Золотой мили в двух шагах от Кремля. Тусклые, немытые стеклянные витражи роскошных зданий, где раньше располагались банки и консалтинговые конторы, канувшие в небытие. В торговом центре в начале Якиманки витрины залеплены какими-то тряпками и все пусто, мертво. Там, где некогда финансовые воротилы обсуждали миллиардные сделки, теперь — такая жалкая на фоне богатых фасадов вывеска «Пивной ресторан».

Закрытые магазины, тротуары — чистые, ухоженные, но по которым никто, никто не ходит. Заброшенные офисы, возле которых не паркуются машины.

А дальше пейзаж еще безотраднее: Болотная площадь и Дом на Набережной, лишившийся своей серой закопченной ауры, вроде как выкрашенный чисто и аккуратно, но в странный цвет жидкого коричневого говна. Дом на Набережной с полумертвым, обветшалым Театром Эстрады, с закрывшимися магазинами и разрушающимся прямо на глазах кинотеатром «Ударник» с чуть ли не заколоченными картоном слепыми окнами фойе. Дом на Набережной — как символ великой депрессии, похожий на старое гнездо издохших стервятников, скрепленное окаменевшим вековым пометом «сталинских соколов», полное старых костей и страшных легенд.

Эти огромные пустые городские пространства, которых народ словно стал избегать — хотя все вокруг благоустроено, прилизано и выложено новенькой плиткой. Все еще полно машин на Каменном мосту, все еще пробки, но все какое-то нереальное, призрачное. Словно впавшее в летаргию, лишенное смысла.

Регина невольно вспоминала девяностые и начало нулевых. Тогда жили тоже не слишком сладко, а порой и горько, но такой летаргии и безразличия, такой всеобъемлющей пустоты не было. На каждом углу чем-то торговали, народ сновал по магазинам, пусть и не покупал, но глазел, строил планы. Везде кипела жизнь. Если торговля — это жизнь города, то Москва жила, покупала, продавала, хорошела и вселяла какие-то надежды.

А сейчас на этих каменных, благоустроенных, выложенных плиткой пространствах словно все умерло, зачахло на корню.

Может, лишь в центре так? Может, окраины живут и торгуют? Но нет, и там летаргия, полумертый сон равнодушия ко всему.

И лишь Патрики — логово бессмертных московских эпикурейцев — все еще боролись из последних сил с этой всеобъемлющей пустотой, с этой плотной паутиной безнадеги и усугубляющейся нищеты.

«Это потому, что эпикурейцы превращаются в гиперборейцев, — говорила подруга Регины Сусанна Папинака. — Улавливаешь разницу? По моему мнению, здесь, у нашего пруда, словно лягушки в тине, всегда жили именно гиперборейцы — умельцы лавировать и противостоять во все времена этому злому северному ветру — разрушителю надежд. Этому самому «Зима близко», понимаешь? Тут всегда сопротивлялись, пусть и пассивно».

Сусанна жила в столь же знаменитом доме, что и розовый дом Регины. Этот дом — на углу Спиридоньевского и Малой Бронной, тот, где кафе «Донна Клара», бывший дом «нового соцбыта» — дом работников Госстраха.

Сусанна так про себя и своих соседей и говорила: мы живем в «Страхе».

Регина набрала знакомый код, вошла в подъезд и поднялась по лестнице. Эти знаменитые двустворчатые входные двери дома-«страха». Сусанна специально не стала их менять. Регина позвонила и заглянула в глазок камеры — это я.