Татьяна Степанова - Грехи и мифы Патриарших прудов

— Где вы встретились?

— Он встретился с нами на строительном рынке. У него там павильон стройматериалов. Мы его еле нашли. Мы сидели в этом закутке — кругом полно народа, рынок. Там ничего нельзя было предпринять. Кравцов вел себя с нами как хищник в засаде. Он спросил, знают ли наши родители о том, что мы ездили той ночью по той самой дороге на нашей машине — брат и я? По нашим лицам он понял, что… Он так усмехнулся. Он сказал, что видел нашу машину в ту ночь и нас в ней. Но не придал этому значения, даже забыл сначала — он же сам шок пережил немалый, когда сбил ее. Он сказал, что она была вся в крови уже там, на дороге, в свете фар. И это его испугало. Но менты сначала так насели на него, что он думал лишь о себе. Он ведь ничего не мог поделать, как-то предотвратить тот наезд. Все случилось слишком быстро. И он боялся лишнее болтать, чтобы не усугубить своего положения. Потом он увидел нас в Склифе, узнал, выяснил у врача, кто мы такие. Узнал нашу машину — машину Гаврилы. Но и тогда он не придал этому значения. Потом он видел Гаврилу еще раз у следователя. Он хотел сказать о нас на следствии. Но дело затягивалось, шли экспертизы. И он решил оставить это до тех пор, когда экспертизы признают его виновным в аварии. Ну, как козырь защиты. Он ждал. Он знал, что полиция так ничего и не нашла, что появление Ло голой на дороге по-прежнему для всех полная загадка. И другого ничего не нашли — что она где-то пострадала до аварии или кто-то был убит или ранен. Он понял, что и мы тоже не сказали ни родителям, ни полиции о нашей поездке туда. Он находил это странным. И ждал, что будет дальше. А дальше дело закрыли, его признали невиновным в аварии. Суда не было. Ему показалось странным и то, что родители не стали иск подавать, чтобы он платил за лечение Ло. Он подумал, будто наша семья все это хочет замять. Что рыло в пуху. Но следствие, разбирательство продолжалось почти два года. Потом Ло с мамой уехали за границу — он и это выяснил. А у него начались проблемы с деньгами — в связи с кризисом его бизнес зашатался. Тогда он и вспомнил о нас с Гаврилой. Он нам заявил: не его дело, чего мы там вытворяли с сестрой той ночью и почему она вся была в крови, как вурдалак. Но если мы не хотим, чтобы об этом узнала полиция, мы должны ему заплатить. Много он с нас не возьмет. Миллион рублей. Я воскликнула: где же мы деньги возьмем? Я только после школы, Гаврила — студент. А он усмехнулся: семья богатая, у вас вон какая тачка — внедорожник приметный. Продайте, она два миллиона стоит. Миллион — мне, остальное вам. Гаврила сказал, что он ему заплатит. Попросил подождать два дня.

Мы уехали с рынка снова в панике. Гаврила заявил, что даже если он получит с нас деньги, он от нас не отвяжется. Мы всю жизнь будем у него на крючке. Мы должны помнить о доме с подвалом. И о нашем будущем. И будущем Ло. Он сказал, что сам все приготовит, но я должна поехать с ним для отвода глаз. Он и точно приготовился за эти дни. Купил топор в туристском магазине.

— Топор…

— Ну да, это же не пистолет — его легко купить. Гаврила уже понял, что это надежно. Ножом труднее. А топор тяжелый. Он опять достал у дилеров эту штуку — вырубон и шприц. Он позвонил Кравцову, сказал, что можно ехать в банк, он снимет деньги со своего счета. Мы встретились в Москве и сели к нему в машину. Я ту старую не помню — вроде это был какой-то грузовик. А новая оказалась легковушка, дешевая. Мы приехали к банку на Садовом кольце, у эстакады сразу за Таганским мостом. Там место открытое и безлюдное. Машины мимо едут. Кравцов ничего не заподозрил — день ведь белый, банк. Я была на заднем сиденье. Они вышли из машины. А я стала вылезать и сказала, что у меня оторвался брелок с серебряного браслета. Стала шарить на полу. Не нашла. Кравцов подошел к двери, наклонился, сунулся в салон, поднимая коврик. И в этот момент Гаврила ему всадил в плечо шприц. Он так и ткнулся в мои колени. Я вылезла в другую дверь. А Гаврила быстро засунул его ноги в салон, сел за руль, и мы поехали по набережной Яузы. Там есть одно место — склад. Он принадлежит Заборову, компаньону папы. Сейчас заброшен, там никого нет. Пуст и заперт. Гаврила просто взял от него ключи. Он подогнал машину прямо к складу, мы выволокли Кравцова. Затащили внутрь, двери закрыли. Там как в бункере. Гаврила связал его скотчем и начал прижигать, чтобы он быстрее в себя пришел. Он хотел выяснить, кому Кравцов еще о нас говорил. Он очнулся и стал просить нас отпустить его, клялся, что это была шутка, что и денег ему с нас не нужно. Гаврила его опять прижег. Спрашивал, кому он сказал о нас. И тот сразу выдал ее — свою бабу, с кем жил. Сказал, только она знает, он ей все рассказал, они вместе денег хотели на свой бизнес. Потом я вышла из склада и сидела в машине. А Гаврила его убил там. Я не видела, мне было плохо. Он сказал мне, что сделал все так, чтобы его не опознали. Я помогла ему затащить тело — оно уже было в пластике — в багажник. Но крови все равно было много. Еще был один пластиковый мешок. Я не спрашивала, что там, я догадалась. Гаврила сказал, что на складе тело нельзя оставлять. Если его найдут — дойдут по цепочке до нас. Склад ведь Заборову принадлежит, папиному тестю. Мы поехали к строительному рынку. Гаврила хотел закопать тело где-нибудь там. Мы обогнули рынок и свернули на лесную дорогу, въехали в лес. Нашли место и закопали тело. Потом покружили еще и нашли другое место, закопали голову и все остальное. Затем Гаврила сказал, чтобы я шла к поселку и села на автобус, ехала в Москву одна. А он избавится от машины Кравцова. Куда он ее дел, я не знаю, сказал, что бросил где-то в лесу.