Владимир Хачатуров - Большой облом

– В молчанку играем, гражданин? – не унимается Аникеев. А из толпы уже робкие увещевания: мол, достаточно, товарищ майор, покуражились и будет. Оттуда же – подстрекательские подначки: что, начальник, слабо буржуя завалить?

К счастью Мамчур рядом случился, увел Аникеева от греха подальше.

Ох, и нажрался в тот день Александр свет-Николаевич! До поросячьего визгу и революционных речей!.. И опять Мамчуру спасибо, что у себя ночевать оставил, домой в таком виде не отпустил…

А наутро была сенсационная публикация в одной местной газетенке. «Южноморский Вестник», кажется. И начиналась статейка как-то заковыристо, с похмела не уяснить всех тонкостей подлянки. Будто бы менты у нас сплошь Гамлеты неприкаянные, то и дело с основным мировым вопросом сталкиваются: бить или не бить? Майор Аникеев из Южноморского РОВД перевел этот вопрос в иную плоскость. И так далее. Всё Аникееву припомнили. И как «частных предпринимателей» за честное предпринимательство сажал, перед «большевистской тиранией» выслуживался. И как «кооперативную инициативу» надуманными придирками душил. И как из подследственных коваными сапогами нужные показания выбивал… А в конце пасквиля змеиный намек: будто бы прежнего начальника ОБХСС – «компетентного, широко мыслящего, антикоммунистически настроенного патриота России» – турнули из органов из-за подлой анонимки, автором которой, судя по ее мерзостному содержанию, мог быть только человек тесно контактировавший с ним по службе… Ну и, конечно, описание «разбойного нападения» на беззащитный шведский автомобиль «Вольво», совершенного вконец распоясавшимся «стражем порядка». С такою силой художественного слова изобразили, что Александр Сергеевич со своей легкой стычкой под Полтавой в сравнении с этим Армагеддоном просто не катит!

Сичинава отреагировал мгновенно: вызвал, пропесочил, показал Кузькину мать, объявил строгача с занесением и отправил в Минводы в ведомственный санаторий, – нервы подлечить, грозу переждать, о жизни подумать…

Аникеев послушно принимал процедуры, покладисто соблюдал диету, считал дни и думал о жизни. Например, о том, как было подло с его стороны не сделать того, что он сделал, раньше, не дожидаясь результатов выборов. Или о том, кто из сослуживцев придет поддержать его, если не минует гроза, если выгонят прочь – в неустроенность, неприкаянность, неизвестность. А еще думал о жене. Вернее, старался не думать. Ведь она так гордилась его успехами, ей так льстило то внимание, с которым к ней относились, как к его супруге… А потом он устал думать обо всем об этом. Ну то есть о жизни. Решил, что рассентиментальничался как клуша. И дабы обрести былую мужественность снарядился в ресторан. В ресторане, приняв на грудь с литр местного коньяку, вдруг ощутил такой прилив душевных и физических сил, что положил немедленно, не сходя с места, раз и навсегда разобраться с Чечней и всеми ее претензиями. И разобрался… бы, если б обслуживающий персонал и некоторые из посетителей не оказались этой самой Чечней подкуплены и не помешали бы ему постоять за Россию, за отчизну, за матушку.

Очнулся Аникеев в местном отделении милиции среди сочувствующих милиционеров. Плохи были его дела. Убытки заведения – это еще ладно, сочтемся. Но нанесение побоев оперативнику при исполнении, – это уже перебор. Что же вы, товарищ майор, кабардинца от чеченца отличить не умеете, а туда же – Россию спасать в общественных местах скандально прете? Ваше счастье, что Каблук – ворюга и террорюга, за которым оперативник вел наружное наблюдение, скрыться не успел, замели как свидетеля и возможного участника драки…

Пострадавшего звали Алаев, и парнем он оказался своим, незлобивым, несмотря на национальную традицию помнить все хорошее и все плохое до седьмого колена. Вник в ситуацию, скорректировал свои показания, так что Аникееву еще и благодарность вынесли – за неоценимую помощь при задержании особо опасного рецидивиста. Местные менты даже отказывались верить, что Аникеев не опер, а кабинетный «бэх».

А следующим утром позвонила Ксюша и, мешая проклятия с причитаниями, поведала об одном скандальном сюжете, показанном по Центральному телевидению как раз в то время, когда майор Аникеев героически разбирался в ресторане с Чечней. Тот же самый репортер, который однажды его на всю страну прославил, теперь в тех же примерно масштабах ославил. Зачитал за кадром газетный пасквиль, проиллюстрировав текст изображением расстрелянной иномарки и, якобы, до сих пор заикающегося от пережитого стресса миллионерчика. Заикался гражданин Харченко весьма убедительно, Ксюше даже жалко его стало. Аникееву вчуже тоже: выводили его из себя все, то есть вся нуворишская рать, а пострадал только один, – несправедливо… Расстроенная супруга предлагала переехать на Украину – там-де и порядка больше, и жулью, как у нас, не потворствуют, и Аникеева, как опытного кадра, примут с распростертыми объятиями. Аникеев в ответ хмыкал, гмыкал, вздыхал, успокаивал, возражал. У них там нынче мовь державная – хрен выговоришь, а выговоришь, так со смеху помрешь. Жена кровно обиделась, хотя сама в этой мови разбиралась немногим лучше мужа…