Александр Горский - Полнолуние

— Что ты ей такое сказал, Дима? Что ты сказал матери своего ребенка? Что убило ее?

Лунин вздрогнул. Конечно, версия убийства, не важно кем, ненормальным или же недоброжелателем, была в числе приоритетных, но еще ни разу в общении с посторонними она не озвучивалась, к тому же столь безапелляционно. Сейчас, в гостиной этого небольшого, очень уютного дома она, уподобившись самонаводящейся ракете, взорвалась прямо над головой семнадцатилетнего юноши, только что узнавшего, что он сумел подарить миру и себе самому новую жизнь. Пусть еще не родившуюся, пусть существующую лишь в виде почти невесомого комка плоти. Даже не комка, скорее, щепотки. Не важно! Главное, что эта жизнь уже начала свое существование. И вот теперь настал новый этап. Новое открытие, узнавание, осознание. Осознание того, что эта, еще толком не начавшаяся жизнь уже навсегда, безвозвратно потеряна, так же как и жизнь любимой женщины, жизнь Алины. Его Алины.

— Я рассказал ей про деньги, — отрешенно пробормотал подросток.

Дима смотрел вперед, прямо на сидящего в кресле Лунина, но вряд ли мог что-либо видеть, кроме очертаний массивной фигуры следователя сквозь заливающие глаза слезы.

— Очень много денег, которые ее папа перечислил моему, — Борискин всхлипнул и рукавом растер слезы по лицу, — а я сделал так, чтобы он ничего не узнал.

— Он — это кто? — Илья наконец смог включиться в разговор. — Объясни нам.

— Аркадий Викторович, — всхлипывания становились все чаще и вот-вот грозили слиться в непрекращающийся поток, — он не должен был узнать, кому перечисляет деньги.

— А за что Аркадий Викторович перечисляет деньги твоему папе? — торопливо задал очередной вопрос Лунин, опасаясь, что контакт с подростком опять может быть утерян.

— Я точно не знаю, — Дима закашлялся, пытаясь подавить рвущиеся из груди рыдания, — это что-то связанное с производством. Там все как-то было организовано, что ему… Аркадию Викторовичу уходили очень большие деньги. А папа про это узнал.

— Молодец, — одобрительно кивнул Лунин, не уточняя, к кому именно из Борискиных относится его похвала. — И что, много денег Аркадий Викторович перечислил твоему папе?

— Триста тысяч долларов, — почти выкрикнул подросток, распахивая шлюз перед вырывающимся наружу потоком эмоций.

— Сколько? — От изумления все еще сидевший на корточках Зубарев тут же вскочил на ноги. — Это сколько ж в рублях будет? Илюха, какой курс сегодня?

— Завтра в любом случае еще больше будет, — буркнул в ответ Лунин, разглядывая заливающегося слезами подростка, — сходи лучше на кухню, еще воды принеси.

— Я впечатлен, — причмокнув губами, Зубарев пару раз приложил Илью ладонью по плечу, причем эти удары весьма отдаленно напоминали дружеское похлопывание, — весьма впечатлен той формой, которую вы, Илья Олегович, выбрали для изъявления вашей мне благодарности. Принеси воды! Разве может быть оказана честь выше? Мне, простому оперативнику…

— И пошустрее, — поторопил его Лунин, потирая место будущего синяка.

Четверть часа спустя, после нескольких десятков вопросов, еще двух кружек воды, примерно такого же количества пролитых слез и Диминого похода в туалет, картина произошедшего стала Лунину более-менее ясна. Борискин-старший, получив неизвестным образом доступ к скрываемой от посторонних глаз информации, банально шантажировал своего начальника. Будучи хоть и хозяйственным, но все же работником уголовно-исправительной системы, к тому же заместителем начальника колонии, он прекрасно знал, что шантажисты, похитители детей и прочие вымогатели чаще всего попадают в руки правоохранительных органов в момент передачи денежных средств. А посему, решив не строить из себя супергероя, поступил так, как, по его мнению, должен был поступить нормальный отец-одиночка, отдающий своему единственному сыну всю любовь и заботу. Михаил Анатольевич посвятил Диму в свои планы, вернее, поставил ему задачу — продумать безопасную систему передачи денег, такую, что даже при самом худшем и маловероятном варианте обращения Кноля в полицию никто не смог бы определить, кому именно должны уйти денежные средства. Рассудив, что компьютерные познания сына должны наконец послужить укреплению семейного благополучия, Борискин-старший совершенно не задумывался над тем, как отнесется его отпрыск к морально-этической стороне задуманной комбинации. По мнению Михаила Анатольевича, экспроприация небольшой части награбленного никоим образом не могла нанести ущерба его образу идеального отца, а то, что подобные деяния карались, причем весьма строго, уголовным кодексом, было всего лишь досадным недоразумением, которое, несомненно, стоило элегантно обойти.