Александр Архипов - Нескучная жизнь подполковника Чапаева

— Стоп, Сергей! — крикнул я. — Стоп! Мы на третьем этаже. Внизу СОБР. Да и парни мои с пяти метров не промажут. Мы нашли тебя, значит, почти всё знаем. А я хочу знать всё! Мы с тобой воевали и знаем, что такое месть. Я мстил за погибших друзей, но то была война. А ты за брата с сестрой на гражданке. Поэтому будет суд, и ты получишь то, что предусмотрено законом. Я за этим прослежу, будь уверен. Но ты будешь жить. Жить, понимаешь? Тебе ещё памятник брату ставить и сестру замуж отдавать. Думай, Серёга!

Я видел, что искажённое злобой лицо курсанта постепенно расслабляется. Руки, до белизны в суставах сжимавшие металл кубков, опустились. Еремеев медленно, по-прежнему контролируя все наши действия, спустился со стола на пол и положил кубки. Потом, посмотрев на меня, каким-то изменившимся голосом спросил:

— Как тебя зовут, майор?

— Чапаев, — ответил я парню.

Улыбнувшись краешками губ, старший сержант Еремеев сказал:

— Чапаев, я был один. Понял? Всё… делал… один.

— Так мы так и думали, Серёжа, — ответил я, накрывая лежащий на столе «макар» каким-то журналом.

— Тогда вяжите, — заведя руки назад и, повернувшись к Дроздову и Шароеву спиной, сказал курсант Еремеев. В руках Дрозда звякнули наручники.

В это время тяжёлые входные двери в кабинет декана начали содрогаться от ударов. На столе истерично зазвенел телефон. Я поднял трубку.

— Чапаев, ты? Открывай! — засопел в трубку командир спецотряда СОБР подполковник Жданов.

— Сейчас откроем. Мои будут стоять вдоль стены и без оружия. Задержанный в количестве один лежит на полу. Не перепутайте! — заорал я в трубку, чтобы доходчивее было.

Быстро сунув ствол в карман и на всякий случай надев фуражку, я крикнул:

— Сергей, на живот! Парни, стволы прячем и вдоль стены. Магомедыч, открывай!

То ли Шароев не успел прижаться к стене, то ли его кавказская внешность сыграла над ним злую шутку… Четверо тяжело экипированных собровца, сбив Женьку с ног, пробежались по нему, как дети по лужайке. Крайний спец наступил коленом Шароеву между лопаток и, взяв его за волосы огромной пятернёй, приподнял голову.

— Отставить, Приходько, этот вроде свой! — крикнул старший коллеге.

Узнав меня, командир группы, пнув для порядка лежащего курсанта ногой, спросил:

— Этого забирать?

Я молча кивнул, и бойцы, поставив Сергея на ноги, быстро повели его вниз. Пара ещё не закончилась, поэтому всё это мероприятие видели немногие. Лядова потом рассказывала, что сама слышала разговоры случайно видевших концовку операции курсантов типа:

— Смотри, маски-шоу!

— Учения! Захват отрабатывают…

— Больше негде, что ли?

— Слушай, а я этого чувачка знаю…

Уже в машине мне позвонил полковник Воронин:

— Здравствуй, Чапаев. Что у тебя нового? Звонила следачка, жаловалась, что ты её сбрасываешь. Чапаев, я тебя предупреждал! Чего молчишь? У тебя два дня осталось! Считать умеешь?

— Здравия желаю, товарищ полковник. Дело по покушению на экипаж ППС раскрыли. Преступник задержан, — как можно спокойней доложил я.

— Как? Чапаев, это не твои эти… «чапаевские» штучки? Мне тут сотрудники докладывали…

— Преступник задержан. Думаю, напишет «чистосердечное». СОБР в настоящий момент его этапирует. Вот только собирался Виолетте Юрьевне докладывать и все документы по делу передать, — подтвердил я.

— Могу сейчас прямо на совещании в главке о результате докладывать? Напомни, сколько по времени расследование шло?

— С момента возбуждения и до задержания — тридцать три часа. Это если считать и ночное время. Докладывайте, товарищ полковник, стопроцентный верняк, — заверил начальника я.

А с Виолеттой Юрьевной мы договорились, что первый совместный допрос проведём завтра с утра. А сейчас пусть курсант немного остынет, придёт в себя и подумает. Лядова нашла домашний телефон квартиры Еремеевых и позвонила вечером младшей сестре Наталье. Нужно было думать об адвокате для брата.

Обедали всем отделом за одним столом в столовой Управления. Ели молча и сосредоточенно. Настроение после утренней операции было так себе. Только Шароев никак не мог успокоиться. Его уже никто не слушал, но он всё бубнил себе под нос с обидой в голосе:

— Я же им сразу крикнул: свой! А первый «тяжёлый» херак подсечку… Ну на фига? Пацаны, я же вам дверь открыл… Свой — значит свой! Ну, правильно? И — как стадо по мне… Больно, сука… И этот ещё… Как его? Приходько? Садист! Пойти к ним разобраться? А, Васильич?