Валерий Любачевский - Будь ближе к врагу своему, или Погоня за оборотнями

Тот наморщил лоб, что-то прикидывая в уме.

— Ты о чём это задумался? — спросил Скворцов.

— Да вот, прикидываю: если бы я хотя бы раз в неделю вязал по Командиру, то был бы в полном шоколаде.

Ояр прыснул. Лёва покачал головой, сдерживаясь от смеха.

— Господи, — краешком губ улыбнулся он, — вроде взрослые уже мужики и в звании немаленьком, а ведёте себя, как бестолковые пацаны. Как говорится, «горбатых могила исправит»! Добро, Олег, передавай все материалы по разбою Коношонку в том виде, в котором они есть — в этом деле ты больше не следователь. Кстати, Лёня хочет допросить тебя в качестве потерпевшего.

— Только через пузырь! — засмеялся Олег.

— Это с чего вдруг? — раздался за спиной голос Коношонка. — Я тут подхожу и слышу, что с меня вроде проставу требуют, — улыбнулся он и тепло пожал руки милиционерам. — Так за что пузырь-то?

— Пузырь, Лёнечка, — охотно пояснил Островецкий, — за то что, во-первых, ты получаешь практически готовое дело, а во-вторых, вместе с Командиром, на блюдечке. Кстати, мне бы переговорить с ним?

— Олег, — замялся Коношонок, — ну, это не совсем правильно. Ты ведь теперь по этому делу проходишь в качестве потерпевшего, поэтому встречаться вам не следует.

— А я в твоём присутствии.

— Ну, если так… Тебе разве откажешь? При условии, что врачи разрешат.

— В каком смысле врачи? — вытаращился Олег.

— Здрасте! — ухмыльнулся Коношонок. — А кто его на больничную койку определил? — Он уловил недоуменный взгляд Островецкого. — Постой, ты что, ещё ничего не знаешь?

— А что я должен знать? — удивился Олег. — Я хотел вместе с тобой сходить в ИВС и допросить Проханова…

— А он в больнице, — засмеялся Лёня. — Твоими стараниями, между прочим! А вы что, ему не сказали? — спросил он у Скворцова и Долгоногова.

— Не успели, — усмехнулся Ояр. — Товарищу майору товарищ подполковник с утра нотации читать изволили…

— Да погоди ты! — осадил его Олег. — Лёня, — обратился он к Коношонку, — а что врачи диагностировали у этого урода?

— Сотрясение мозга, перелом носа, три выбитых зуба, вывих челюсти. И это, не считая гематом и ссадин. Ты что его, через мясорубку пропустил? — уважение в голосе прокурорского следователя граничило с восхищением.

— Блин, — несколько смущённо протянул Олег, — говорил же выродку: «Бросай нож»! Не послушал… А ты, Лёнчик, только не вздумай мне превышение пришить! — он вперился взглядом в Коношонка. — Учти, все манипуляции с тушкой Командира я производил, только пока у него в руке был нож.

Ояр и Лёва засмеялись. Коношонок, напротив, обиделся.

— Олег! — воскликнул он. — Как ты мог такое подумать? Даже прокурор просил передать тебе его личную благодарность! А ты!.. — от возмущения Лёня не находил слов.

— Ну, извини! — усмехнулся Островецкий. — Мне сегодня что-то шутки не удаются. Ладно, поехали в больницу…

В коридоре городской больницы Островецкий и Коношонок встретили заведующего травматологическим отделением доктора Краснова.

— Давненько ты нам пациентов не поставлял! — засмеялся Игорь Сергеевич, пожимая руки Олегу и Леониду. — Ребята, у вас двадцать минут, — предупредил он, подводя следователей к палате, где находился Проханов.

Тот лежал в отдельном боксе под охраной двух милиционеров ППС. Олег попросил их выйти и подсел к койке Командира. Тот имел весьма плачевный вид: голова почти полностью забинтована, открытыми были только глаза и губы.

— Доктор разрешил нам с тобой поговорить, — начал Островецкий. — Твоё дело будет вести следователь Коношонок, — он кивнул на Лёню, — а у меня к тебе только один вопрос: кто такой Москвич и как его найти?

Проханов из-под бинтов устремил на него ненавидящий взгляд.

— Ты на меня не зыркай! — усмехнулся Олег. — Я таких гнид, как ты, всю жизнь давил и давить буду! Отвечай лучше на поставленный вопрос.

— Даже… если бы знал… — тяжело ворочая языком, хрипло прошептал Командир, — я бы тебе, майор… ни хрена не сказал, — он отвернулся от Олега.

— А ты рожу не вороти! — жёстко произнёс Олег. — Ты, типа, такой порядочный урка [103] Урка — здесь: закоренелый уголовный преступник (жарг.) — корешей своих не сдаёшь…Что же ты — порядочный — женщину насмерть забил?

— Не бил я её, — дёрнулся Командир, — трахал — не отрицаю, но не бил… Это… армян её… метелил. Имел право! Это его… баба, а бабу… нужно учить! Мой отец… мою мамашу… тоже учил, и дед бабку…

— Да, разговаривать с тобой на эту тему бесполезно, — вздохнул Олег. — Только не пытайся меня уверить, что ты при своих взглядах на взаимоотношения полов ни разу не ударил Ирину.