Николай Леонов - Кошмар за счет отеля

Как и предсказывал Данилин, дядя Ваня оказался там. Плотницкий цех простаивал, все станки стояли без работы, но дядя Ваня без дела не сидел. Он занимался тем, что упорядочивал имеющиеся в наличии стройматериалы. Складывал необрезную доску в штабеля, переносил горбыль подальше от складов, собирал опилки. Визиту Гурова дядя Ваня обрадовался.

— Приятно пообщаться с живым человеком, — весело проговорил он, пожимая ему руку. — Здесь есть сторож, но собеседник из него никудышный. Целыми днями в экран телевизора пялится, слова от него не добьешься.

— Вы здесь безвыездно? — поинтересовался Лев.

— А куда мне идти? Дома сидеть, мух считать? — улыбнулся дядя Ваня. — Я ведь в этой фирме с самого основания тружусь. Семьи нет, детей нет, друзей вот теперь тоже не осталось. А здесь какая-никакая работенка всегда найдется. Работа, она дурака любит. Кто везет, на том и едет. Я к этому привык, маюсь от безделья. Пусть уж лучше без оплаты, да при деле.

— Так вы больше не работаете в фирме? — уточнил Гуров.

— Как не работать? Работаю. Вернее, числюсь. Застройки все заморожены, присматривать не за кем, вот я сюда и подался, — объяснил дядя Ваня. — Слыхал небось горе у нас какое?

— Вы про смерть Ярцева?

— Про нее самую. Был у меня дружок, да весь вышел. В один день две потери: ни друга, ни работы.

— Вы с Аркадием дружили?

— Вроде того. Я его уму-разуму учил, он мне душу изливал. Своеобразный симбиоз, — пошутил дядя Ваня. — Теперь никакого симбиоза, одна пустота.

— Что можете сказать по поводу предъявленного Ярцеву обвинения?

— А вы за каким лядом интересуетесь? И после смерти покоя человеку нет!

— Полагаю, что вашего друга убили.

На лице дяди не отразилось никакого удивления, только печаль и смирение.

— Вижу, вас мое заявление не удивило, — проговорил Гуров.

— Чему тут удивляться? Убили так убили. Один хрен, могила в два метра да вдовьи слезы в подушку, — высказался дядя Ваня. — Что сам, что с подачи, какая теперь разница?

— Возможно, виновный в смерти вашего друга виновен еще в десяти смертях. Или это тоже все равно?

— Эк куда загнул! — Дядя Ваня аж присел от удивления. — Десять душ загубил? И когда успел только?

— Вы имеете в виду кого-то конкретно?

— Упаси боже! Я с убийцами не якшаюсь, — замахал руками дядя Ваня. — Так, само вырвалось.

— Аркадий был знаком с Олегом Пресновым? — Гуров решил, что не стоит ходить вокруг да около, а лучше спросить в лоб.

— С Олежкой? Был знаком, как не быть, — подтвердил дядя Ваня. — В те времена Олежка у нас в Туле в администрации сидел, земельными вопросами ворочал. На этой почве они и сошлись.

— Тогда тоже были злоупотребления?

— Не для протокола? — переходя на шепот, спросил дядя Ваня.

— Не для протокола, — подтвердил Лев.

— Не без этого. Парни тогда хорошо руки нагрели. Аркашка, тот поменьше взял, да у него и должность помладше была. А Олежка на тех деньгах в столицу и втерся. А как власть заимел, так от Аркашки и отвернулся. Даже перед угрозой разоблачения устоял. — Сказав это, дядя Ваня испуганно зажал ладонью рот, но было поздно.

— Значит, так, дядя Ваня, либо вы все выкладываете здесь, либо мне придется вас арестовать и доставить в Москву, — строгим тоном заявил Гуров. — Вопрос идет не только о смерти Аркадия Ярцева. Этот человек погубил девять невинных душ только ради того, чтобы скрыть убийство одного. Из-за прежних темных делишек ваших друзей погиб адвокат, его жена в тяжелом состоянии лежит в больнице, я сам чуть не погиб. Так что отмолчаться не получится. Где говорить будете, решайте сами.

— В столицу, конечно, охота, да только кто меня обратно повезет? — попытался пошутить дядя Ваня, но Лев его шутливого тона не принял, и он, вздохнув, начал рассказывать: — Когда у Аркадия дела разладились, я имею в виду то дело с судом, он сперва запаниковал. Потом собрался, все обдумал и поехал в Москву к Преснову. Не захочет помочь по дружбе, говорит, поможет из страха. Я на него столько компромата имею, вовек не отмоется. Что там между ними произошло, мне неведомо, только приехал оттуда Аркашка темнее тучи. Не друг он мне после этого, говорит, и имени его при мне не произноси. Я и не собирался. Потом он снова в Москву подался, только теперь мне о своих планах ни слова. Дважды еще ездил, а потом — на тебе, ввалился в эту стену дурную. Вот я и решил, что ни дружбой, ни компроматом он сердце Преснова не растопил.

— Он упоминал при вас имя Роман Камов? — на всякий случай спросил Гуров.