Ирина Лобусова: Соль с Жеваховой горы

– Сегодня ночью убьют Котовского.

– С чего ты это взяла? – опешил Володя.

– Знаю, что говорю. Один человек попытается его убить. И мы должны спасти этого человека!

– Ты хоть сама слышишь, что говоришь? – усмехнулся Володя. – Спасти не Котовского, которого хотят убить, а его предполагаемого убийцу?

– Его надо спасать!

– Не Котовского?! Таня, что с тобой?

– Едем! – вцепившись в руку Володи, она буквально тащила его за собой.

– Да куда ехать? Ночь уже! Ты на часы по­смотри – без десяти минут девять. Пока машину найдем или телегу какую… Давай хоть утра дождемся!

– Едем немедленно! К утру будет поздно!

– Ладно, – внимательно посмотрев на ее лицо, Володя уступил, – если ты так хочешь… Ты здесь жди. Сейчас буду что-то искать.

Искать пришлось долго. В девять вечера найти транспорт, на котором можно было бы отправиться в Чабанку, было почти нереально. Наконец, где-то около полуночи, Володе все же удалось найти какого-то шофера, который за тройную оплату согласился отвезти их в Чабанку. Таня заплатила без колебаний. Машина ехала очень медленно. Таня пребывала на грани отчаяния. Володя не понимал, к чему такая спешка, почему нельзя было поехать в Чабанку утром, поездом, как все нормальные люди.

Рассвело, и почти сразу, на подъезде к центру села, стали видны вооруженные люди, оцепившие вход в дом. Солдаты. Все внутри Тани замерло. Они вы­шли из машины. Приблизились к оцепленному дому. Вокруг было очень много людей. Слышались крики, шум. В отдалении стояли машины. Быстрые, современные машины, на которых можно было добраться в Чабанку за час. Не чета тому старому драндулету, на котором они приехали.

С плачем пробежала какая-то женщина. Таня остановила ее на ходу.

– Что произошло? Случилось-то что?

– Убили, родненького… Отца родимого… Убили… Контра, сволочи… Героя убил-и-и-и…

– Кого?! Кого убили, когда? – Таня сжала ее руку.

– Героя нашего, Григория Иваныча. Чтоб им пусто было, иродам!

И баба убежала прочь, размазывая слезы по лицу.

– Успокойся! – Володя сжал плечо Тани. – Что бы ни произошло, ты должна сохранять спокойствие. Здесь не время и не место.

– Мы опоздали… Почему мы всегда опаздываем? – Таня подняла на него полные отчаяния глаза.

– Мы сделали все, что могли… – неуверенно начал Володя, но тут же замолчал. Лицо Тани стало таким отстраненным, что нельзя было продолжать.

Так они подошли ко входу во двор дома. Их остановили двое солдат.

– Документы!

– Вот, пожалуйста, – Володя протянул свое редакционное удостоверение, – мы к начальству. Меня лично вызвали.

– А дамочка? – Солдат подозрительно покосился на Таню.

– Секретарша. Стенографировать будет. Сказали, будет заявление для газет.

Это было вполне понятно солдатам – редактор крупнейшей городской газеты считался большой шишкой и не собирался ничего записывать лично. Для этой цели он тащил с собой молоденькую и смазливую секретаршу.

Один из солдат побежал сверяться с начальством, но очень скоро вернулся.

– На фотоаппарат велено ничего не снимать! – рявкнул, открывая ворота. Володя презрительно покосился на него одним глазом. К огромному удивлению Сосновского, внутри, во дворе дома, было полно его коллег. Одесские и киевские журналисты толпились, покуривали, тихо переговаривались напряженными голосами. Очевидно, собрали их, чтобы сделать какое-то официальное заявление – не имеющее ничего общего с тем, что произошло на самом деле.

Увидев Володю, к ним подошел один из его коллег.

– Сосновский, и ты на новость прилетел, что Зай­дер Котовского убил?

– Зайдер убил Котовского? – переспросил Володя. Таня тихонько ахнула и побледнела.

– Сам пришел и сознался! Застрелил ночью. А потом признаваться прибежал.

И, вполне насладившись эффектом выражения их лиц, газетчик вернулся к своим коллегам.

– Ты узнай все подробности, – тихо сказала Таня, – а я похожу тут, поглубже… Может, что и услышу.

Это был разумный план. Таня исчезла за домом, а Володя направился к своим.

– Ребята, я не в курсе, с постели подняли, – за время работы в газете Володя идеально научился прикидываться дурачком, – что здесь произошло?

Во все времена, при всех властях не существовало сплетников больших, чем журналисты. На Володю посыпался рой взвинченных голосов: