Роберт Дугони - Ее последний вздох

— На телевидении расплодилось столько шоу о полиции, — сказала Сантос, — что сейчас каждый немного детектив. Я думаю, что где-то в глубине души он наслаждается тем, что стал частью этого дела.

Кинса не было за столом, когда Трейси вернулась в Комнату Ковбоя, так что ей пришлось спросить Фаца, не хочет ли он прокатиться за Таггартом. Они уже вычислили многоквартирный дом на Пайонир-сквер, но управляющий сказал им, что уже несколько дней не видел Брэдли Таггарта. Они постучались к соседке, та сказала им то же самое: Таггарта она в последнее время не видела, за стенкой все тихо. В баре «На посошок» его тоже давно уже никто не видел.

В конце рабочего дня в пятницу, когда движение на улицах было особенно плотным и они в ползучей пробке подбирались к въезду в гараж Центра юстиции, у Трейси зазвонил телефон. Диспетчер сообщил, что только что засекли машину Таггарта, и Трейси, услышав адрес, обрадовалась. Закончив разговор, она сказала Фацу:

— Таггарт оставил машину на Четвертой Южной авеню.

— Четвертая Южная авеню, — повторил Кинс. — Почему этот адрес кажется мне знакомым?

Трейси кивнула.

— Потому что он сейчас в «Танцах голышом».

Граффити-тэги испещряли голубовато-серую штукатурку, поцарапанную и выщербленную там, где клиенты заведения неточно оценивали расстояние между стеной и бампером своей машины. В «Танцах голышом» предпочитали публику попроще, чем в «Пинк Паласе»; единственное, что говорило о существовании в этом здании стрип-клуба, — это его название, от руки краской выведенное прямо на фасаде вместе с силуэтом обнаженной танцовщицы.

Трейси с Виком проехали для начала мимо, убеждаясь, что машина Таггарта все еще на парковке.

— Тут наш паренек, — сказал итальянец.

Стекла выходящих на улицу окон были закрашены изнутри черной краской, но Трейси хорошо помнила планировку клуба еще по расследованию дела Хансен. Еще она вспомнила, что участок земли со зданием клуба на нем как бы вклинивается в улицу, причем узкая сторона этого клина выходит на Четвертую Южную авеню, а широкая упирается прямо в железнодорожные пути.

Они повернули за угол здания. Сзади его окружала ячеистая изгородь, которая отделяла участок от рельсов. Проход между ней и зданием был таким тесным, что и патрульная машина не протиснулась бы, зато по ту сторону изгороди была огороженная парковка для трейлеров, приезжавших сюда на разгрузку.

— И что, у этой дыры даже черный ход есть? — спросил Вик.

Трейси показала на единственную дверь.

— Вот.

К ним подъехала патрульная машина. Кроссуайт протянула им фотографию Таггарта, объяснила все про планировку здания и его участок. И велела им ждать на Шестой улице, где был выезд со склада.

Когда офицеры ушли, Трейси обратилась к Фацу:

— Меня он знает. Увидит — и деру. Так что в парадный вход пойдешь ты. А я его у черного подожду.

Трейси заняла позицию сразу у черного хода, когда голосом Вика заговорила рация.

— Попался, голубчик!

Но Таггарт не выскочил из дверей. Он появился из-за угла здания, резко затормозил при виде Трейси, потом вскочил на невысокую стену из бетонных блоков и повис на изгороди. Зацепиться за верхнюю перекладину ему удалось, но тяжелые ботинки с квадратными носами мешали ему упереться, и он только бесполезно пинал изгородь обеими ногами, не в силах подтянуться.

Трейси тоже заскочила на стену, вцепилась Таггарту в ремень и повисла на нем, своим весом оторвав его от изгороди. Оба рухнули на землю, причем Кроссуайт подвернула правую ногу и почувствовала резкую боль в лодыжке. Таггарт извернулся и пнул ее. Она сумела избежать удара в лицо, но тяжелый каблук ботинка врезался в ключицу. Трейси все же смогла не выпустить Таггарта и держала его до тех пор, когда подоспел Вик, пыхтя словно паровоз, опустился на колени и обездвижил Таггарту плечи и шею, навалившись на него всей своей тушей.

— Ладно, ладно, — застонал тот, как-то вдруг обмякнув.

Трейси завела Брэдли обе руки за спину, надела на них наручники и слезла с него, хватая воздух ртом и морщась от боли. Плечо и лодыжку жгло будто огнем.

Вик взял Таггарта за воротник и едва не оторвал его от земли, чем вызвал новый поток замысловатых ругательств и угроз.

— Я вас всех засужу. Это произвол. Утром меня выпустят, и я пойду прямо к журналистам.

— Ты еще не знаешь, что такое произвол, дружок, — сказал итальянец. — Поговоришь у меня — узнаешь, я тебе гарантирую.