Николай Леонов - Форсаж на крови

– Ты ее опоил чем-то? – спросил Мюллер.

– Да. Решил, что стоит подстраховаться. Я видел, насколько ловкой может быть эта бестия. – Бригадир сунул оружие за брючный ремень. – Ладно. Затаскивай ее внутрь. Потом дуй за стулом и веревками. Выбери покрепче, брат. Я намерен сделать все необходимое, чтобы разговорить ее.

Мюллер послушно ухватил Ольгу за руки и волоком втащил в холодное пустое помещение.

– Спасибо за содействие. – Бизон протянул Леснику руку для пожатия. – За мной должок.

– Сочтемся. – Мужчина в кашемировом пальто лишь легонько хлопнул ладонью по ладони Бизона, развернулся и зашагал к выходу из подвала. Напоследок бросил, не оборачиваясь: – Удачи вам с ней!

Мюллер покинул подвал вместе с гостем, отправившись по приказу бригадира за стулом и веревками. Бизон остался один. Долго и задумчиво смотрел на распластанное тело Ольги Старовойтовой, затем вслух произнес:

– Жаль. Жаль, что так вышло, беби. Я до последнего надеялся, что ты – не «крыса»… И тогда у нас с тобой все могло бы сложиться иначе… Красиво. Как в кино, типа. Но жизнь – поганая штука…

Он перешагнул порог и присел рядом с Ольгой на корточки. Дотронулся двумя пальцами до ее обнаженной шеи. Пульс прощупывался, но слабо.

Шолаков хранил гробовое молчание уже минут пятнадцать, хмуро глядя в одну точку прямо перед собой и совершенно не реагируя на слова сыщиков. Лишь время от времени поднимал руку и осторожно потирал ею ушибленную слегка припухшую левую скулу. Крячко маячил за спиной у задержанного, широкими шагами меряя кабинет то в одном, то в другом направлении. Станислав с трудом сдерживал рвущуюся наружу ярость. Гуров, напротив, оставался предельно спокоен и невозмутим и продолжал уверенно гнуть свою линию.

– А это письменные показания Живоглядова Антона Игоревича, – поверх одной стопки бумаг положил он следующую. – Здесь куда более серьезные и предметные обвинения в ваш адрес, Геннадий Сергеевич. Не хотите взглянуть? Это самая настоящая бомба… Бомба, подложенная под вас. Если сопоставить показания Живоглядова с тем, что мы нашли на складе, принадлежащем фирме «Кармус», картинка получается крайне неприглядная. Вы хотя бы осознаете, что вам грозит, Геннадий Сергеевич?

– Да ни хрена он не осознает! – не выдержав, взорвался Крячко. – Ты сам не видишь, что ли, Лева? – Он остановился за спиной Шолакова и тяжело опустил обе руки ему на плечи. – Слышь, друг. Мы тебя не на краже мешка с картошкой взяли. Незаконная торговля человеческими органами – это серьезная статья. И большой срок. Показания соучастников, опись в «Кармусе»… Тут никакой адвокат не поможет.

Геннадий Сергеевич снова потрогал припухшую скулу и крайне неохотно нарушил наконец молчание:

– Я все пониманию. Все, кроме одного. Чего вы от меня хотите? Вы меня взяли, все уже доказали… Я не собираюсь ничего отрицать. Давайте необходимые бумажки, или что там у вас… Я все подпишу, вы закроете дело и передадите его в суд.

– Не все так просто, Геннадий Сергеевич, – покачал головой Гуров. – Мы не можем закрыть дело, пока не состыкуем все звенья цепи. Вы спрашиваете: чего мы хотим от вас? По-моему, это очевидно. Вы поставляли Перекатнову донорские органы. Это установленный факт. Но где вы их брали? Как верно заметил мой напарник, речь идет не о мешке с картошкой. Донорские органы на дороге не валяются, и на рынке их свободно, как семечки, не купишь. Кто-то добровольно изъявлял желание отдать вам свои почки? Или сердце? Или печень? Сомневаюсь… Стало быть, дело попахивает убийствами. Я прав?

– Я ничего об этом не знаю, – категорично заявил Шолаков. – Хотя прекрасно понимаю, к чему вы клоните. Хотите повесить на меня еще и серию убийств? Не выйдет…

– Где вы брали органы, Геннадий Сергеевич?

– Мне их приносили.

– Кто?

– Я имен не спрашивал. Фамилий тоже. Зачем мне лишняя информация?

– Но передача органов ведь как-то осуществлялась? – не отступал Лев.

– Осуществлялась, – не стал отрицать очевидного Шолаков.

– Как?

– На трассе при выезде из города. – Задержанный отвернулся лицом к окну. – В назначенный час я подъезжал в нужную точку на своей машине и… ждал. Появлялась другая машина. Незнакомые мне люди загружали термоконтейнеры в багажник моего автомобиля. Я из салона не выходил. Потом один подходил к окошку, я отдавал ему деньги и уезжал. Лица этого человека я тоже не видел. Все сделки проходили ночью при выключенных фарах.

Геннадий Сергеевич говорил быстро, без пауз, как заранее заученную по шпаргалке речь. Речь, которую он сам для себя составил за те пятнадцать минут, в течение которых он сосредоточенно хранил молчание. Шолакову не требовалось юридического образования, чтобы понять очевидное. Тащить за собой Бизона и его людей не имело смысла. И благородство тут было ни при чем. Равно, как и самопожертвование. Одно дело – обвиняться в незаконном обороте донорских органов, и совсем другое – в организованных убийствах. Геннадий Сергеевич сознательно выбрал меньшее из зол.