Кара Хантер - Скрытые в темноте

Я делаю глубокий вдох. Сначала я был так уверен в том, что это Харпер, а потом дневник Вики переубедил меня, и с тех пор я считал, что несчастный старик оказался лишь игрушкой в руках Дональда Уолша, преследующего свои гнусные цели. Но это не так. Никакая он не жертва.

– Вообще-то, сэр, я думаю, все намного сложнее. Сейчас у Харпера проявляются признаки слабоумия, однако три года назад все было иначе. В дневнике Вики ничто не указывает на проблемы с умственным состоянием ее похитителя. Полагаю, он прекрасно знал, что делает. И да, сходство Вики с Присциллой тоже повлияло на Харпера, только в другом смысле. Он решил отомстить. Такое вот у него извращенное представление о расплате.

– Разве он не говорил, что боится подвала, потому что оттуда доносятся какие-то звуки?

– Подозреваю, что это как раз следствие прогрессирующей деменции. Он вполне мог забыть, что запер ее там. Поэтому, вероятно, и перестал носить еду и воду.

Харрисон откидывается на спинку стула.

– Никак в голове не укладывается. Уолш казался более подходящей кандидатурой.

– Знаю, сэр. Я тоже так думал.

– Но ДНК не врет. Мальчишка от Харпера.

– Да, сэр.

– Кстати, насчет ДНК – что там с Гардинером?

– Мы допросили его еще раз. Есть частичный отпечаток на клейкой ленте и следы ДНК на одеяле, в которое было завернуто тело, однако для обвинения этого недостаточно. Еще он, возможно, жестоко обращался с их няней. Пытаемся понять, единичный ли это случай.

– Возможно? Вы с ней еще не поговорили?

– Нет, сэр. Оказалось, что найти ее не так-то просто.

Харрисон хмурится, а я мысленно ругаю Куинна.

– Но вы не сбрасываете Харпера со счетов в деле Ханны Гардинер? Есть версия, что он совершил оба преступления?

– Да, сэр. Эта версия все еще рассматривается.

– А Служба уголовного преследования возбудит против Харпера дело, учитывая его болезнь?

– Не знаю, до этого мы еще не дошли.

– Надеюсь, тем временем он содержится в соответствующем учреждении?

Я киваю.

– В надежной лечебнице близ Банбери. На Фрэмптон-роуд он уже в любом случае не вернется. Дом, скорее всего, продадут.

– Что ж, тогда у полиции долины Темзы будет хоть один довольный клиент.

– В смысле, сэр?

– Я о том богатеньком уроде, что купил вторую часть дома.

Я начинаю подозревать, что Куинн меня избегает – и точно, вот он, сидит на парковке в своей «Ауди» и ест сэндвич.

Я стучу по стеклу.

– Куинн?

Он опускает окно, спеша прожевать кусок.

– Что такое, босс?

– Ты чего тут делаешь?

– Как чего – обедаю.

Я награждаю его скептическим взглядом, и Гарет из приличия принимает стыдливый вид.

– Пиппу Уокер еще не опрашивал?

– С этим вышла проблемка, босс.

Вот оно что.

– В чем дело?

– Не можем ее найти.

Я в упор смотрю на Куинна, пока он не перестает жевать и не засовывает сэндвич обратно в пакет.

– Знаешь, есть такая штука, называется «мобильный телефон»…

Он краснеет.

– Да, только у нас нет нужного номера. Тот, что она оставила, недоступен. Простите. Сэр.

Куинн зовет меня «сэр» только в том случае, когда знает, что серьезно облажался. Видимо, смирился с судьбой и решил стойко принять удар.

– Она давала показания в пятнадцатом году, должен быть адрес.

– Арундел-стрит. – Он кивает.

– Вот там и начни. Логично, если она вернулась туда, где жила раньше.

– Хорошо. – Куинн заводит машину. – Не волнуйтесь – сам напортачил, сам все исправлю.

– Констебль Сомер? Это Дороти Симмонс из «Холман иншуарэнс». Мы с вами говорили о коллекции доктора Харпера, помните?

– А, да, спасибо, что перезвонили, тем более на выходных.

– Я просмотрела фотографии, что вы мне отправили, и сравнила их со снимками из нашего файла по доктору Харперу. Вы правы, некоторые предметы совпадают.

– Они дорого стоят?

– Еще как. В две тысячи восьмом году коллекция доктора Харпера оценивалась примерно в шестьдесят пять тысяч фунтов. Я все пыталась заставить его провести повторную оценку – думала, вдруг сумма страховки уже мала. Но на письма он не отвечает.

– Спасибо, мисс Симмонс. Вы мне очень помогли.

– Кстати, не знаю, важно ли это, но у мистера Уолша вы нашли не все нэцке. Нескольких фигурок не хватает.

– Самых дорогих?

– Нет, только одной дорогой, а остальные как раз представляют наименьшую ценность. Вдруг пригодится…

«Может, и пригодится», – думает Сомер. Если Куинн прав, то Уолша и вправду интересовали только самые дорогостоящие статуэтки. «Семейная история», «наследие»… Ну да, конечно. В любом случае возникает любопытный вопрос.