Татьяна Степанова - Светлый путь в никуда

– Понятно. Я сейчас же займусь составлением релиза, – Катя смотрела на Первомайскую.

Зимовье зверей… свет солнца и тени…

– Чуть позже напишешь. Что скажешь об этом деле?

– Федор Матвеевич, это не ограбление.

– Не ограбление. Убийство, причина которого нам неясна. Когда убивают несколько человек в доме, какие могут быть цели?

– Никаких, если убийца псих ненормальный, маньяк-садист.

– А если не маньяк?

– Ненависть. Ненавидит всех, всю семью желает уничтожить под корень.

– А еще?

– Хочет убить кого-то одного из членов семьи. Именно этот кто-то – главная жертва и цель. Остальные убираются как свидетели убийства.

Гущин посмотрел на Катю и отошел от тела.

– Что можно сказать, исходя из последнего, об этом убийстве?

– Что целью была она… старуха, – Катя желала лишь одного – выскочить, как пробка из бутылки, из этого проклятого дома, из этого чертова поселка – гибрида «Московского писателя» и «Светлого пути». – Потому что ее убили вот так… страшно. А тех других застрелили, чтобы они не назвали убийцу.

– Там свидетелей привезли, кого успели разыскать, – в кабинет заглянул оперативник, – Федор Матвеевич, мы и таксиста нашли, его по телефону пока что опросили. А другие здесь.

– Пойдем поговорим со свидетелями, – сказал Гущин. – Но в релизе о них никаких упоминаний.

– Журналисты все равно узнают, – Катя двинулась за ним.

Патологоанатом и криминалисты продолжили осмотр кабинета, кухни и гостиной. В доме Первомайской работали сразу несколько оперативных групп из Главка и местного УВД. И работы хватало всем.

Свидетели, которых удалось установить, ждали на территории участка вдали от жаждущих информации журналистов. Полицейские разместили их в старой беседке – двое охранников поселка «Московский писатель», медицинская сиделка Клавдии Первомайской, обнаружившая тела, и пожилая седая женщина в черной стеганой куртке, впопыхах застегнутой косо, – лет под восемьдесят, однако крепкая и подвижная для своего почтенного возраста. Лицо ее поразило Катю – резкие черты выражали шок от происходящего. И там было что-то еще.

Начальник УВД сказал Гущину, что это помощница и литературный секретарь Первомайской Эсфирь Яковлевна Кленова. Именно ей первой позвонила сиделка сразу после вызова полиции. Кленова примчалась в «Светлый путь» из Москвы на такси, когда в доме уже работала оперативная группа.

Полковник Гущин, естественно, начал с главного свидетеля – сиделки. Они отошли от остальных, Катя старалась не упустить ни слова из свидетельских показаний.

Сиделка – уроженка Таджикистана – сообщила, что она профессиональная медицинская сестра и попала к Первомайской по рекомендации семьи ее знакомых дипломатов, в которой работала, ухаживая за их престарелыми родителями. Работала она у Первомайской всего три месяца. Она предупредила, что прекрасно понимает и говорит на русском, однако в ее речи могут проскальзывать невольные ошибки, но на ее профессиональную квалификацию это не влияет. Она рассказала, что в доме постоянно жили трое – Первомайская, ее дочь и внучка. Эсфирь Кленова приезжала из Москвы, и в последний месяц ее посещения Первомайской в связи с подготовкой празднования столетнего юбилея участились. Порой она оставалась в доме ночевать. Кроме нее, в первый месяц работы сиделки в доме была помощница по хозяйству по имени Светлана, которая считалась почти членом семьи, но ее внезапно со скандалом уволили. О причинах скандала и увольнения сиделка ничего не знала. Но у нее сохранился телефон Светланы в мобильном, и она в панике позвонила ей тоже вслед за Кленовой, чтобы сообщить о страшной трагедии. Однако на ее звонок бывшая дом-работница Первомайской не ответила.

Сиделка пояснила – вчера, в пятницу, у нее был ее обычный недельный выходной. Она уехала из Внуково утром в Москву на автобусе. Никто из домочадцев Первомайской ей не звонил, она отдыхала. А утром в субботу к девяти вернулась в поселок. Позвонила в калитку – никто ей не открыл. Она сама отомкнула калитку ключом, который ей дала дочь Первомайской Виктория – она ведь оставалась порой со старухой одна в доме целый день, и у нее всегда имелись все ключи. Но в свой выходной она ключи от дома не взяла – зачем? А ключ от калитки лежал у нее в сумке.

Позвонила во входную дверь – снова никто не ответил. Но в доме громко работал телевизор. Она слышала через окно. Она знала – Первомайскую не оставили бы без присмотра. К тому же было еще очень рано. В доме вставали гораздо позже. Она стала громко стучать в дверь. А потом… потом ее что-то насторожило и испугало. Эта мертвая тишина при громко орущем телевизоре. Тогда она обогнула дом, собираясь стучать в дверь террасы, и увидела разбитое окно. Она начала кричать, звать дочь Первомайской: Виктория Павловна! Кричать и звать внучку.