Ле Кленш провел руками по лицу. Он был смертельно бледен, по лбу его струился пот.
— В эту минуту волна хлынула на палубу, так что капитан склонился над совершенно мокрым телом. В тот же миг он увидел меня. Я, конечно, забыл спрятаться. Я сделал несколько шагов вперед. Успел еще увидеть, как тело мальчишки скорчилось, потом застыло — движение, которого я никогда не забуду. Убит! И как глупо! А мы смотрели, не понимая, не в силах принять то ужасное, что совершилось. Никто ничего не видел и не слышал. Фаллю не смел дотронуться до мальчишки. Я ощупал ему грудь, руки, треснувшую голову. Крови не было. Раны тоже. У него просто раскололся череп. Мы оставались там, быть может, минут пятнадцать, не зная, что делать, понурые, с оледеневшими лицами, и брызги порой хлестали нас по лицу. Капитан стал другим человеком. Казалось, он надломился. Наконец он заговорил ровным, бесстрастным голосом: «Экипаж не должен узнать правду. Иначе дисциплине конец.» И он в моем присутствии поднял мальчишку. Надо было сделать только одно движение. Послушайте, я помню, как он большим пальцем начертил ему крест на лбу. Тело, унесенное морем, два раза ударилось о судно. Мы оба все еще стояли в темноте. Не смели смотреть друг на друга. Не смели говорить.
Мегрэ раскурил трубку и крепко сжал черенок зубами.
Вошла медсестра. Оба они посмотрели на нее такими отсутствующими глазами, что она смутилась и пролепетала:
— Нужно смерить температуру.
— Сейчас!
И когда дверь за сестрой закрылась, комиссар спросил:
— Тогда-то он и заговорил с вами о своей любовнице?
— С того момента он никогда уже не был прежним. В сущности, он, вероятно, не сошел с ума, но что-то с ним было не то. Сначала он тронул меня за плечо. И прошептал: «Все из-за женщины, молодой человек!» Меня лихорадило. Мне было холодно. Я не мог удержаться и не смотреть на море, в ту сторону, куда унесло тело. Вам говорили, как выглядел капитан? Маленький, сухой, с энергичным лицом. И говорил он короткими, рублеными фразами: «Вот. Пятьдесят пять лет… Скоро на пенсию… Солидная репутация… Кое-какие сбережения… Кончено… Все погибло… Из-за мальчишки, который… Верней, из-за девки…» И так вот ночью глухим, яростным голосом он обрывками рассказал мне все. Женщина из Гавра. Женщина, которая, должно быть, немного стоила. Но он уже не мог без нее обойтись. Взял ее с собой. И в ту же минуту у него появилось ощущение, что ее присутствие станет причиной трагедии. Она была здесь. Она спала.
Радист не находил себе места от волнения.
— Не помню, что он мне еще рассказывал. У него была потребность говорить о ней. «Капитан не имеет права устраивать скандал, из-за которого может потерять авторитет.» Мне и сейчас слышатся эти слова. Я впервые был в плавании, и теперь море казалось мне чудовищем, которое поглотит всех нас. Фаллю приводил мне примеры. В таком-то году один капитан взял с собой любовницу. Из-за этого на борту начались такие драки, что трое матросов не вернулись из рейса. Дул ветер. Волны одна за другой обдавали нас брызгами. Иногда волна лизала нам ноги, скользившие по жирному металлу палубы. Капитан не сошел с ума, нет. Но это был уже не прежний Фаллю. «Только бы закончить рейс, — твердил он, — а там увидим.» Я не понимал, что он имел в виду. Вот такой, фанатически преданный долгу, он казался мне одновременно и достойным уважения, и странным. «Не надо, чтобы знали матросы. Капитан всегда должен быть прав.» Нервы мои были болезненно напряжены. Я не мог ни о чем думать. Мысли путались у меня в голове, и в конце концов это превратилось в какой-то кошмар, который я переживал наяву. Я без конца писал письма невесте, но я был разлучен с ней на три месяца. Мне не знакомы были такие волнения… И когда он говорил мне: ее тело, я краснел, сам не зная почему.
— Больше никто на борту, кроме вас двоих, не знал правды о гибели Жана Мари? — медленно спросил Мегрэ.
— Никто.
— И по традиции капитан прочел заупокойную молитву?
— На рассвете. Погода была туманная. Траулер скользил в ледяной мгле…
— Матросы ничего не сказали?
— Бросали косые взгляды, шептались. Но Фаллю был решительнее, чем когда-либо, говорил очень резко. Он не допускал никаких реплик. Сердился, если кто-нибудь, как ему казалось, не так на него посмотрел. Испытующе глядел на матросов, словно стремился угадать, не зародилось ли у них подозрение.
— А вы?
Ле Кленш не ответил. Он протянул руку, взял стакан воды, стоявший на ночном столике, и жадно выпил его.
Читать дальше