Николай Леонов - Фитиль для бочки с порохом [сборник]

– Как вы его узнали? – осторожно задал вопрос Гуров. – Ведь вы и видели его всего несколько секунд.

– Мне следователь фото показывал, когда опознать этого подонка потребовалось. Я опознала. Эту рожу я до самой смерти не забуду, – ответила Анна. – Помню, точно вчера это было. Как выскочил он из машины, глазищи ошалелые, по сторонам рыщут. Дружок его, Захарченко, тоже из машины вывалился. Кричит ему: Олег, «Скорую» вызывай. А тот ноги в руки и бежать. И на друга не оглянулся. Захарченко тогда пытался что-то сделать. Трубку из кармана вытащил, да с пьяных глаз на кнопки никак попасть не мог. А тут полиция подоспела. Скрутили его, ему уж не до «Скорой» стало. А Олег ваш – подонок. Самый настоящий подонок.

– Что было дальше? – спросил Гуров.

– Дальше? Это после того, как я Плотарева на рынке встретила? А ничего не было. Вернулась я домой, а сама все про этого подонка думаю, да про его подарочки дорогие, по пакетам распиханные. Ночь не спала, все о нем думала. А под утро и решила: не бывать тому, чтобы этот ублюдок продолжал небо коптить. В обед Настю спать уложила, сама к дому сестры его поехала. Я ведь все про них знала. И где Плотаревы живут, и где Захарченко. Следователь, который дело их вел, от меня особо не скрывался, а на память я никогда не жаловалась. Пришла к дому Плотарева, просидела там больше часа, но дождалась. Видела, как он домой вернулся. Ну и я домой поехала. Там план и составила. Я как рассудила: рано или поздно, он все равно домой поедет, вот я его в поезде и подкараулю. Что он в Сортавалу из Москвы укатил, мне тоже следователь рассказывал. Посмотрела расписание поездов, план наметила. Буду, думаю, каждый поезд провожать, пока не повезет. Пока на вокзале ошивалась, про Мирона узнала. Вот, думаю, Анна, твой шанс. А четвертого он прикатил. На такси, с комфортом. В вагон зашел, я дождалась, пока последнюю дверь закроют, и к Мирону. Пусти, мол, очень надо. Он сначала отправил меня куда подальше. Следующим поедешь, говорит. А я ему денег в руку сунула, раза в три больше, чем билет стоит. И снова свое: надо очень. Он и пустил. Велел в его купе сидеть и носа наружу не высовывать, пока он мне местечко пустое не найдет. Я и не высовывалась. Потом он вернулся, велел в третье купе перейти, там, говорит, до самой Твери пусто будет, а дальше что-нибудь придумаем. Я поблагодарила, и в пустое купе ушла. Сама думаю: вот как складно все устроилось. А на месте не сидится, я ведь далеко от Москвы уехать не могла, как дочку оставишь. И место, где казнь совершить задумала, заранее присмотрела. Сейчас все просто. Открыл Интернет, вот тебе и карта, и маршрут следования поезда, и где какие стоянки. Все расписано.

Анна замолчала, задохнувшись на полуслове. Крячко поднялся, наполнил стакан и снова протянул ей. Та приняла воду с благодарностью. Выпила и, уже не спеша, продолжила:

– Выманить Плотарева в тамбур оказалось легко. Он то ли в подпитии легком был, то ли по женскому телу соскучился. Только клюнул он на меня. В тамбур вышли, он обниматься полез. Меня аж передернуло всю, так мерзко стало. А до места мы еще не доехали. Я сама себя уговариваю: потерпи, Аннушка, за все подонок расплатится. Ну и терпела. До главного, Бог миловал, не дошло, за окном мост показался. Я вроде как обронила что и говорю ему: поищи, куда упало. Он наклонился, тут я ему гирькой по голове и тюкнула. Он отключился. А поезд вдруг ход набрал. Я ключ от вагонной двери из кармана достала, с дверью кое-как справилась и подонка из вагона вытолкнула. Он даже не пикнул. А сама не выпрыгнула. Испугалась я, понимаете? Нет, не прыгать испугалась, а того, что наделала. Ноги у меня подкосились. Я на пол в тамбуре сползла, сижу и трясусь. Потом очухалась, видно, страх сил придал. Дверь снова на ключ закрыла и стою возле нее, соображаю, что дальше делать? Потом заметила, что поезд ход сбавляет, станция какая-то впереди. Я снова ключом воспользовалась, дверь открыла, зажмурилась и прыгнула.

– Почему до станции не доехали? Проще ведь было бы, – поинтересовался Гуров.

– Да потому что до самой Твери стоянок у этого поезда нет. Проходящие станции на низком ходу проходит, а останавливаться – не останавливается, – объяснила Анна. – И не могла я до Твери ехать. Мне вдруг до коликов в животе приспичило на тело подонка взглянуть. Я должна была убедиться, что он сдох, понимаете?

– И вы пошли обратно? – догадался Лев.

– Пошла. Прямо по рельсам и пошла, чтобы с дороги не сбиться. До моста доковыляла, благо поезд меня недалеко увез. Там ботинки Плотарева нашла. В них ступни. Я тот отрезок времени плохо помню, голова-то моя ничего не соображала. Ботинки я в сумку сложила, а тела нигде не видно. Я испугалась, что его подобрал кто-то. Вдруг, думаю, выживет, тогда мне конец. Пошла по следам кровяным. Под мостом его увидела. Насыпь там высокая, я еле спустилась. Гляжу, а он жив еще. Вот, думаю, как сердце почувствовало. Подхватила его под мышки и поволокла подальше от моста. Он стонал, то ли от боли, то ли от холода. Мороз в тот день лютовал. Ну, отволокла его метров на пятьсот, под дерево положила, сама рядом села, отдышаться не могу. А он глаза вдруг открыл и ясно так говорит: за что ты меня убила? А за то, говорю, за что ты брата моего угробил, дочь мою инвалидом сделал. Когда, говорит? Не помнил. Он про меня и про брата моего даже не помнил! Я напомнила, не сомневайтесь. И сидела возле него, пока он последний вздох не сделал. Только после этого снежком его присыпала и обратно пошла. Долго шла, все не решалась машину остановить. Боялась, что водитель по моему лицу догадается, что я человека убила. Смешно! Сама чуть не замерзла. Но до дома я добралась. Видно, там, наверху, меня бережет кто-то.