Донато Карризи: Девушка в лабиринте [litres]

Скоро он вновь обнимет свою любимую.

Железная дверь на пожарную лестницу была всего лишь прикрыта.

Робин Салливан, некоторое время понаблюдав за ней, заметил, как полицейские украдкой снуют через нее туда и обратно. Подойдя ближе, учуял крепкий табачный дух. Толкнув дверь наружу, предстал перед двумя полицейскими, которые перекуривали, болтая. Увидев его, замерли, окинув взглядом: человек в больничной рубахе и резиновых шлепках. Он кивнул в знак приветствия, и полицейские снова принялись болтать и курить как ни в чем не бывало.

Он оперся о перила. Веял легкий ветерок, и жара уже не казалась такой нестерпимой; над головой простиралось великолепное звездное небо. Да, это идеальная ночь. Он вдохнул полной грудью, чутко прислушиваясь к тому, что происходит за его спиной. Один из полицейских погасил окурок, раздавив его о стену, и швырнул в пустоту, затем попрощался с коллегой и отправился на свой пост. Оставшись наедине со вторым полицейским, Робин сунул руку в карман.

Второй полицейский тоже докурил сигарету. Как и его коллега, повернулся к стене, чтобы погасить окурок, и тут Робин вытащил шприц, который только что заполнил снотворным в амбулатории. Стремительным движением вонзил его полицейскому в шею. Потом быстро отпрянул. Полицейский поднес руку к горлу и обернулся, вытаращив от изумления глаза. Протянул другую руку, чтобы схватить его, но мощный барбитурат, введенный прямо в яремную вену, уже достиг центральной нервной системы. Полицейский зашатался и рухнул на колени.

Робин удостоверился, что он потерял сознание.

И принялся снимать с него мундир.

Ожоговое отделение занимало верхний этаж больничного корпуса. Все палаты располагались во внутренней части здания, в них не было окон, выходящих наружу, чтобы солнечный свет и жара не повредили кожу пациентов. Хитро придумали, поместив туда Саманту, подумал Робин. Так легче ее охранять.

Он поднялся туда на служебном лифте. Едва двери открылись, как навстречу ему шагнули двое полицейских, но он опустил голову, скрывая лицо под козырьком фуражки. Не обратив на него внимания, патрульные прошли мимо.

В коридоре – только врачи и санитары. Основная масса сил правопорядка была сосредоточена вокруг здания, патрулировались одни лишь лестницы, соединявшие этажи: в палатах, где лежали другие пациенты, следовало поддерживать стерильную чистоту.

Робин ходил от палаты к палате в поисках той, куда поместили Сэм. Нехорошо являться к ней с пустыми руками. Хотелось бы что-то ей принести, может быть, цветы, но это рискованно: его сразу заметят. Он уже придумал, что сделает: бросится перед ней на колени и попросит прощения.

Дверь в ее палату он узнал по тому, что снаружи караулил агент полиции. Двинулся к нему.

Увидев, как он приближается, полицейский окинул его взглядом и спросил:

– Что происходит?

– Понятия не имею, – ответил Робин. – Мне приказали явиться сюда.

Агент взглянул на часы:

– Странно: меня должны сменить в два.

Робин пожал плечами:

– Не знаю, что тебе сказать.

Полицейский схватил рацию, прикрепленную к поясу:

– Спросим у сержанта.

Робин остановил его:

– Наверняка здесь какая-то ошибка, сейчас спущусь и доложу.

– Ладно, – согласился дежурный.

– Как там дела внутри? – будто из чистого любопытства спросил Робин, показывая на дверь.

– Профайлер сделал перерыв, девушка, полагаю, спит.

Робин кивнул и направился прочь, но на полпути обернулся:

– Раз уж я здесь, можешь пойти покурить или попить водички, я могу задержаться минут на пять.

– Ах черт, здорово, – обрадовался полицейский. – Спасибо, ты настоящий друг.

Робин проследил, как он идет по коридору, сворачивает за угол. Подождал еще несколько секунд, потом оперся спиной о дверь, нащупал ручку. Убедившись, что никто на него не смотрит, повернул ее и быстро проскользнул в палату.

Было темно, только слабо мерцали, перемигиваясь, лампочки на медицинских приборах вокруг кровати. Он подождал, пока глаза привыкнут к полумгле, и мало-помалу предметы начали выступать из сумрака. Со стороны кровати доносилось дыхание – размеренное, спокойное.

Моя любовь сладко спит, подумал он. Как же она будет счастлива, когда увидит меня. Все-таки пятнадцать лет вместе – почти как законный брак.

Он подходил все ближе. Хотел разбудить ее поцелуем.

У самой постели застыл, улыбнулся. Протянул руку, чтобы приласкать спящую, но не нашел ее.