Стефан Анхем - Жертва без лица. Девятая могила

– Какая скотина, – Тувессон покачала головой.

– Сожалею, но это только самое начало.

– А почему нет звука? – спросил Муландер.

– Наверное, они просто забыли включить звук, но потом поняли это и включили.

Йорген, усмехаясь, держит бутылку перед камерой. В кадре появляется рука Гленна, который берет бутылку. Йорген надевает на пальцы кастет и снова звонит, на этот раз он дольше держит кнопку звонка. Через какое-то время дверь открывает Клаес Мельвик. Он шевелит губами, все время переводя глаза с камеры на Йоргена и обратно. В глазах страх. Губы опять шевелятся. Йорген в ответ рыгает ему в лицо и заталкивает в квартиру.

Прыгающая ручная камера следует за ними. Камеру водят туда-сюда, пока закрывают и запирают входную дверь. Потом камеру наводят на зеркало в прихожей. Виден Гленн в полный рост, который снимает самого себя. Улыбаясь, он чокается со своим отражением полной бутылкой пива. Улыбка исчезает, он ставит бутылку на стол в прихожей и нажимает кнопку на камере.

В ту же секунду включился звук, и Тувессон и все остальные уже больше не могли просто наблюдать происходящее со стороны. Теперь они тоже были там.

С Гленном, Йоргеном и Клаесом.

Из скрытых динамиков на потолке и сабвуфера под столом раздавались звуки происходящего за кадром – слабеющий голос Клаеса, который умолял и просил их прекратить в перерывах между сильными ударами Гленна, напоминающими удары молотком по арбузу.

Камеру переносят из прихожей в комнату и приближают к Клаесу, который больше не просит их прекратить. Теперь он бездыханный лежит на полу, а Йорген кастетом наносит ему удар за ударом. Лицо, красное от крови и мокроты, становится все больше и больше похожим на одну сплошную открытую рану. Йорген перестает бить. Он задыхается и весь в поту. Вытирает свою окровавленную руку о рубашку Клаеса.

– Черт, мы не дадим ему так просто сдаться, – с ухмылкой говорит Йорген. – Наверное, он хочет пить. Дай-ка ему что-нибудь.

Камеру наводят на окровавленное лицо Клаеса, и в кадре появляется рука Гленна с бутылкой из-под пива. Он вливает мочу Клаесу в рот. Тот приходит в себя и начинает кашлять. Часть мочи попадает ему на лицо.

– Вот так, молодец. Просто пей, и все тут, – Гленн запихивает горлышко бутылки в рот Клаеса и выливает туда все содержимое. – Вот так.

13.04.1993, 20:03. Теперь Клаес с вытянутыми над головой руками висит на потолке на крюке для люстры, как боксерская груша. Его запястья связаны изолентой, которая в свою очередь прикреплена к крюку. Он старается держать разбитую голову прямо, но она все время упрямо норовит упасть ему на грудь под собственной тяжестью. Перед ним пританцовывает Гленн, словно в разгар состязания по карате. Время от времени он подпрыгивает и пинает голову Клаеса, которая с силой дергается в сторону.

– Держи голову прямо, что я сказал! Ты должен держать голову прямо! – кричит Йорген за камерой. Он подходит к Клаесу и дает ему несколько пощечин. – Какой же ты мерзкий! Чертов мудак!

Клаес пытается держать голову прямо, но сил у него нет. Его губы шевелятся, но слов не слышно. По крайней мере, вначале. Потом раздается шипение:

– Пожалуйста… Убейте меня… Пожалуйста…

В кадре появляется Гленн.

– Пойдем. Надо пожрать.

13.04.1993, 22:28. Бездыханный Клаес лежит на полу в прихожей. Рядом с ним телефон. Запястья по-прежнему обмотаны изолентой.

– Черт возьми, как он сумел сюда добраться?

Камеру наводят на Йоргена, он пожимает плечами.

– И зачем? Шнур-то отрезан, – Йорген с ухмылкой показывает перерезанный телефонный шнур. – Но ты об этом не подумал, мерзавец! Ведь не подумал?! Не подумал! – Йорген хватает телефон и несколько раз бьет им Клаеса по голове.

– Эй! Только руки и ноги, – слышится голос Гленна. После чего Йорген отшвыривает телефон, берет Клаеса за ноги и тащит его обратно в комнату.

Лилья нажала на «стоп» и повернулась к своим коллегам.

– И так еще больше часа.

Никто из собравшихся не сказал ни слова. Из них словно выкачали всю энергию.

– Черт побери, – наконец выдавил из себя Утес. – Вот и думай теперь, на чьей ты стороне.

– Не понимаю, как он смог выжить, – сказала Тувессон, вставая. – Извините, но мне надо прерваться.

– А когда мы снова соберемся? – поинтересовалась Лилья.

– Мы закончили, – с этими словами Тувессон вышла из комнаты.

Он проснулся от боли. Боли в груди. Словно в него вонзили острый нож. Прямо в грудь. С каждым вздохом нож вонзался все глубже и глубже. Он дотянулся до кнопки, которая увеличивала дозу морфия, и нажал на нее, но не почувствовал никакой разницы. Он нажал опять.