Жорж Сименон - Промах Мегрэ

Наконец под бумагами, в ящике ночного столика, нашли пистолет бельгийского производства, которым не пользовались уже многие годы и который, таким образом, не имел отношения к трагедии.

— Вы тоже знали, что месье Фюмаль кого-то ждал?

В этом доме никто сразу не отвечал, и после каждого вопроса возникала пауза, как будто люди должны были повторить его про себя два или три раза, прежде чем понимали его.

— Ждал кого?

— Не валяйте дурака, месье Жозеф. Кстати, как ваше настоящее имя?

— Жозеф Гольдман. Вам его сказали вечера, когда нас представляли друг другу.

— Чем вы занимались, прежде чем поступить на службу к месье Фюмалю?

— Я двадцать два года был судебным исполнителем. Что касается моей службы у него, это не совсем точно. Вы говорите обо мне как о слуге или подчиненном. На самом же деле я был другом, советчиком.

— Вы хотите сказать, что старались сделать более или менее законными его махинации?

— Осторожнее в выражениях, господин комиссар. Здесь есть свидетели.

— Ну и что?

— Я мог бы потребовать у вас отчета за ваши неосторожные слова.

— Что вы знаете о визите Гайярдена?

Маленький старичок сжал и без того необыкновенно тонкие губы.

— Ничего.

— Я также предполагаю, что вы ничего не знаете о некоей Мартине, которая живет на улице Этуаль и у которой тоже, вероятно, как и у вас, есть ключ от маленькой двери?

— Я никогда не имею дела с женщинами.

Мегрэ находился в доме едва ли полтора часа, а ему уже казалось, что он задыхается, хотелось поскорее выбраться отсюда, вдохнуть свежего воздуха, каким бы сырым он ни был.

— Попрошу вас остаться здесь.

— Я не имею права пойти на улицу Рамбюто? Меня там ждут для принятия важных решений. Вы, кажется, упускаете из виду, что мы обеспечиваем по меньшей мере восьмую часть поставок мяса в Париж и что…

— Тогда один из моих инспекторов пойдет с вами.

— Что это означает?

— Ничего, месье Жозеф. Абсолютно ничего!

Мегрэ был на пределе. Люди из прокуратуры в большом салоне заканчивали составлять протокол. Следователь Планш спросил у комиссара:

— Вы поднимались к ней?

Он явно говорил о мадам Фюмаль.

— Нет еще.

Нужно было туда идти. Нужно было также допросить Феликса и других слуг. Нужно было найти Роже Гайярдена и задать несколько вопросов этой Мартине Гийу, у которой, возможно, был ключ от маленькой двери.

Нужно было наконец разыскать как в бюро на улице Рамбюто, так и в Ла-Виллетт все свидетельства, которые могут…

Мегрэ заранее упал духом. Он чувствовал, что неправильно начал. Фюмаль пришел просить у него защиты.

Комиссар ему не поверил, и Фюмаль был убит выстрелом в спину. Без всякого сомнения, скоро министр внутренних дел позвонит директору криминальной полиции.

Мало ему было англичанки, которая бесследно испарилась.

Луиза Бурж смотрела на него издали с таким видом, будто пыталась понять, о чем он думает, а он думал как раз о ней, спрашивая себя, действительно ли она видела, как ее патрон писал одно из анонимных писем.

Если нет, то это все меняло.

Около тридцати лет назад, когда Мегрэ, недавно женившийся, был еще секретарем в комиссариате, его жена иногда заходила за ним в обеденное время. Они быстро перекусывали, чтобы больше времени осталось побродить по улицам и бульварам, и Мегрэ вспомнил, как однажды весной он оказался в этом самом парке Монсо, который стоял сейчас черно-белый под окнами особняка.

Тогда было больше нянек, чем теперь, и почти все в нарядной форменной одежде. Детские коляски говорили об изысканной роскоши, железные скамьи, стоявшие вдоль дорожек, были недавно покрашены в желтый цвет, пожилая дама в шляпке, украшенной фиалками, кормила хлебом птиц. «Когда я стану комиссаром…» — пошутил он. И они оба посмотрели на богатые дома, которые окружали этот парк с коваными решетками, завершавшимися позолоченными остриями, сверкавшими на солнце, и воображали себе элегантную и гармоничную жизнь за окнами этих домов.

А теперь, если кто-нибудь в Париже знал всю грубую действительность, если кто-нибудь день за днем обнаруживал истины, спрятанные за роскошными фасадами, это был именно Мегрэ, и в то же время он не мог отрешиться от веры в некоторые детские или юношеские представления.

Вполне вероятно, что в восьми из десяти роскошных домов, окружавших парк, было больше драм, чем гармонии. Но как бы то ни было, ему редко случалось находиться в такой тяжелой атмосфере, как та, что царила в этих стенах. Все казалось фальшивым, ненастоящим, начиная с комнаты консьержа-камердинера, который не был ни консьержем, ни камердинером, но, несмотря на свой полосатый жилет, всего лишь бывшим браконьером, убийцей, которого превратили в сторожевого пса.