Клер Макинтош - Я отпускаю тебя

– Не поверишь, – хмыкает Патрик. – А еще фазанами и кроликами. Иногда передают лично, но чаще я нахожу подношения на крыльце клиники… – Он улыбается: – Я уже не допытываюсь, откуда что. Фазанами налоги, конечно, не заплатишь, но, к счастью, хватает пациентов и с чековыми книжками. Я не могу отказать в помощи больному животному только потому, что у хозяина нет денег его лечить…

– Ах ты, старый простак. – Я обнимаю Патрика и долго целую в губы.

– Тс-с-с, – говорит он, когда мы отодвигаемся друг от друга, – ты разрушишь имидж мачо, который я так старательно строю. У меня, например, хватает жестокости освежевать пушистого кролика или сварить лобстера. – И он зловеще захихикал, как мультяшный злодей.

– Дуралей, – смеюсь я. – Надеюсь, ты правда знаешь, как его готовить, потому что я ни разу не пробовала.

Я с опаской посматриваю на лобстера.

– Смотрите и учитесь, мадам, – произносит Патрик, вешая кухонное полотенце на руку и кланяясь с преувеличенной любезностью. – Кушать вскоре будет подано.

Я достаю самую большую кастрюлю, а Патрик опускает лобстера обратно в сумку-холодильник и застегивает молнию. Пока на плите закипает вода, я наполняю раковину, чтобы промыть салат. Мы работаем слаженно, в спокойном молчании. Бо иногда крутится у наших ног, напоминая о своем присутствии. Атмосфера легкая и приятная, без тени угрозы, и я сдерживаю улыбку, поглядывая на Патрика, занятого приготовлением соуса.

– Все нормально? – спрашивает он, перехватив мой взгляд и положив деревянную ложку на сковородку. – О чем ты думаешь?

– Ни о чем, – говорю я, глядя на свой салат.

– Да ладно, скажи!

– Я думала о нас.

– Вот теперь ты просто обязана мне все рассказать! – смеется Патрик и брызгает на меня водой из раковины.

Не удержавшись, я вскрикиваю. Разум не успевает урезонить меня, подсказав, что это же Патрик, Патрик дурачится, и я инстинктивно пригибаюсь, прикрывая голову. Автоматическая мышечная реакция, от которой учащается пульс и потеют ладони. Воздух загустевает вокруг меня, и на секунду я переношусь в другое время и место.

Воцарившееся молчание такое глубокое, что его почти можно потрогать. Я медленно выпрямляюсь. Сердце колотится о ребра. Патрик стоит, опустив руки, и на его лице написан ужас. Я пробую заговорить, но во рту пересохло, а паника, сжимающая горло, еще не улеглась. Я гляжу на Патрика, на замешательство и вину на его лице, и понимаю, что придется объясниться.

– Прости, пожалуйста, – начинаю я. – Я… – И в смятении закрываю лицо руками.

Патрик шагает ко мне и пытается обнять, но я отталкиваю его, стыдясь своей реакции и борясь с острым желанием рассказать ему все.

– Дженна, – мягко говорит он, – что с тобой случилось?

В дверь стучат. Мы переглядываемся.

– Я открою, – предлагает Патрик, но я качаю головой.

– Это Йестин, – обрадовавшись передышке, я потираю лицо ладонями. – Я сейчас.

Едва открыв дверь, я сразу понимаю, что происходит.

Все, чего я изначально хотела, – сбежать. Притвориться, что жизнь, которую я вела до несчастного случая, принадлежала кому-то другому. Обмануть себя надеждой, что я еще могу быть счастлива. Я часто думала, какой будет моя реакция, когда меня найдут. Я гадала, как меня повезут обратно и буду ли я сопротивляться.

Но когда полицейский уточняет мое имя, я лишь киваю:

– Да, это я.

Полицейский постарше меня, с коротко стрижеными темными волосами и в темном костюме. Он производит впечатление доброго человека, и я невольно думаю, какая у него жизнь; есть ли жена и дети.

Стоящая рядом с ним женщина выходит вперед. Она моложе, с темными вьющимися волосами, красиво обрамляющими лицо.

– Детектив-констебль Кейт Эванс, – представляется она, открыв кожаный бумажник и сверкнув металлическим значком. – Бристольская криминальная полиция. Вы задержаны за причинение смерти по неосторожности вследствие нарушения правил вождения транспортного средства и за оставление места аварии. Вам необязательно что-то говорить, но вашей защите может повредить, если, отвечая на вопросы, вы не упомянете то, на что позже будете ссылаться в суде…

Зажмурившись, я медленно выдыхаю. Вот и конец игры.

Ты сидела в углу студенческого клуба, когда я впервые тебя увидел. Ты не обратила на меня внимания – в тот раз еще нет, хотя я, безусловно, выделялся из толпы: единственный костюм в море денима. Окруженная подругами, ты чему-то смеялась так весело, что утирала выступившие слезы. Я отнес свой кофе за соседний стол и принялся просматривать газету, прислушиваясь к вашим разговорам, которые перепархивали с одной темы на другую, как это принято у женщин. Наконец я отложил газету и начал просто смотреть на тебя. Я узнал, что вы все с факультета искусств и учитесь последний курс; впрочем, об этом можно было догадаться по уверенности, с которой ты перекрикивалась с подругами через весь зал и хохотала, не обращая внимания на то, что могут подумать другие. Тогда я и узнал твое имя – Дженна, оставшись смутно разочарован: твои роскошные волосы и бледная кожа делали тебя похожей на модель прерафаэлитов, и я ожидал чего-то более классического – Аурелия, например, или Элинор. Однако ты, без сомнения, была самой красивой в клубе; остальные были слишком нахальны и слишком банальны. Ты была им ровесницей – минимум на пятнадцать лет моложе меня, но на твоем лице уже тогда читалась некая зрелость. Ты оглядывала бар, будто ища кого-то, и я улыбнулся тебе, но ты не заметила, а мне пора было идти на лекцию, до которой оставалось несколько минут.