Клер Макинтош - Я отпускаю тебя

Не в силах больше ждать, я расстегиваю джинсы и стаскиваю их в безрассудной торопливости, а затем неверными пальцами справляюсь с застежкой рубашки Патрика. Мы неистово целуемся, избавляясь от одежды, пока он не остается обнаженным, а я только в трусах и футболке. Он берется за подол, но я еле заметно качаю головой.

Возникает пауза. Я ожидаю, что Патрик начнет настаивать, но он несколько секунд смотрит мне в глаза, потом наклоняет голову и целует мои груди через мягкий тонкий хлопок. Когда он опускается ниже, я выгибаюсь назад и отдаюсь во власть его прикосновений.

Я дремлю в путанице простыней, рук и ног и скорее чувствую, чем вижу, как Патрик тянется выключить лампу.

– Оставь свет, – прошу я, – пожалуйста.

И он не спрашивает, почему, а обнимает меня – берет в свои объятья – и целует в лоб.

Я просыпаюсь, зная – что-то изменилось, но спросонья не сразу догадываюсь, что именно. Это не чье-то присутствие в моей кровати, хотя я отвыкла от веса второго тела на постели; это понимание, что я спала без сновидений. Я улыбаюсь: я проснулась потому, что выспалась. Не от собственного крика, не от визга тормозов или глухого щелчка головы о лобовое стекло. Впервые больше чем за год мне не снился тот роковой несчастный случай.

Я хочу встать и сварить кофе, но тепло кровати заставляет меня нырнуть обратно под стеганое одеяло и прижаться к горячему обнаженному телу Патрика. Я глажу его по боку, ощущая под пальцами подтянутый живот и сильное бедро, и между ног у меня сводит сладкой судорогой. Меня не устает поражать собственное тело, которое молит о ласке. Шевельнувшись, Патрик чуть приподнимает голову и улыбается мне с закрытыми глазами:

– С Рождеством.

– Хочешь кофе? – спрашиваю я, целуя его в плечо.

– Позже, – говорит он и тянет меня обратно под одеяло.

Мы остаемся в постели до полудня, упиваясь друг другом и лакомясь мягкими пирожками с приторным липким джемом из черной смородины. Патрик спускается принести еще кофе и заодно захватывает подарки, которые накануне мы положили под елку.

– Куртка! – вскрикиваю я, срывая бумагу с пухлого, неумело упакованного свертка, который подает мне Патрик.

– Не очень романтично, – робко произносит он, – но нельзя же тебе и дальше носить этот жуткий дождевик и в пир, и в мир – ты замерзнешь!

Я немедленно надеваю куртку: толстую, теплую, непромокаемую, с глубокими карманами и капюшоном. Она в миллион раз лучше той, в которой я спускалась на пляж (тот дождевик висел на крыльце коттеджа, когда я здесь поселилась).

– А я считаю, тепло и сухость – самая романтическая штука, – отвечаю я, целуя Патрика. – Мне очень нравится, спасибо!

– Там в кармане кое-что лежит, – добавляет Патрик. – Не совсем подарок, скорее необходимость.

С любопытством пошарив в карманах, я достаю мобильный телефон.

– Это мой старый, все равно без дела лежит. Немудрящий, но работает – тебе не придется каждый раз ходить до трейлерного парка, чтобы позвонить.

Я уже хочу ответить, что звонить мне разве что ему, но до меня доходит – наверное, Патрик это и имеет в виду. Ему не нравится, что со мной невозможно связаться. Я не знаю, как отнестись к мобильнику, но благодарю Патрика, а себе напоминаю, что необязательно все время держать телефон включенным.

Он подает мне второй подарок, тщательно завернутый в фиолетовую бумагу и завязанный ленточкой.

– Это упаковывал не я, – сообщает он без всякой необходимости.

Я осторожно разворачиваю бумагу и с благоговением, которого она заслуживает, открываю узкую коробочку. Внутри перламутровая брошь в форме морской раковины. Отражая свет, она переливается всеми цветами радуги.

– О Патрик! – Меня захлестывает восторг. – Какое чудо!

Взяв брошь, я прикалываю ее к своей новой куртке. Мне неловко дарить собственный карандашный набросок – Патрик в спасательной шлюпке на берегу Порт-Эллиса, но не уходящий на вызов, а благополучно возвратившийся на берег.

– Ты удивительно талантлива, Дженна, – говорит он, любуясь листком в рамке. – Ты зарываешь свой талант в землю в нашей глуши. Тебе бы выставку устроить! Подпишешь рисунок?

– Не могу, – односложно отвечаю я, не объясняя почему, и предлагаю прогуляться: нужно же выгулять мою новую куртку и Бо.

На пляже никого нет, вода отступила – сейчас как раз середина отлива, и передо мной тянется огромная ровная поверхность белого песка. Чреватые снегом тучи нависают над скалами, которые кажутся еще белее на фоне сизого неба. Вверху кружат чайки – их жалобные крики эхом отдаются в пустоте, а волны ритмично набегают на песок.