Андрей Кивинов - Куколка. Сделано из отходов. Умирать подано

– Вот сучонок… Жека, айда на скамейку. Я вчера в траву пузырь пустой спрятал. Сдадим. Как раз на пиво. А то светимся тут – меня участковый в ЛТП упечь хочет, ментяра плюшевый. Давай, поднимайся, брат. Что делают, гады, что делают. Споили страну…

Женька спрятал зеркальце, со второго захода поднялся и, не отряхивая с пиджака прилипшие комки земли и траву, двинул следом за приятелем.

Бутылка под скамейкой их не дождалась. Серега, высказав по этому поводу пару широко распространенных фраз, плюхнулся на скамью, глубоко переживая горе.

Женька, как менее эмоциональный и как более нуждающийся в лекарстве пьяница, продвинул Серегину идею несколько дальше:

– Вон помойка. Битком. Пошли пошарим. Есть богатей – не сдают посуду. Зуб даю, найдем. Хоть из-под кефира.

Серега встрепенулся, натурально ожил, отломал от скамейки кусок деревянной рейки и покатил к цели. Женька решил искать стеклотару без помощи орудий труда.

Встав по обе стороны квадратного бачка, приятели занялись спасительным делом. От каждого по способности, каждому по труду. Пр-р-ра-льно.

Огромная горбатая крыса, потревоженная нежданным визитом рабочего класса, выпрыгнула из помойки и умчалась в кусты.

– Тьфу, падаль, – Серега по инерции запустил рейкой вдогонку грызуну, – напугала, зараза.

Пришлось идти за новым оружием труда. Не руками же… “Ах, наши руки, руки трудовые, руками золотыми назовут”.

Женька уже выкинул часть мусора на асфальт, потроша недра помойки. На освободившееся место стал перекладывать отходы с Серегиной половины.

– Погодь, я помогу. – Серега сунул было палку в бачок, но притормозил, заметив, как резко выдернул руки Женька.

– Что?! Опять крыса?

Женька сглотнул и кивнул вниз.

– Кто-то куклу выкинул. Как живая. Серега перегнулся через свой край:

– В чем это она? В кровище, что ли? Женька тряхнул головой. Покрасневший глаз нестерпимо щипало, он слезился, отчего зрение потеряло остроту, и окружающий мир теперь воспринимался через сиреневую дымку. Вдобавок похмельный синдром давил на мозг, переворачивая все с ног на голову. “Пьянству – бой!”

Он протянул руку вниз и дотронулся до “куклы”. Затем поднял пальцы к глазам.

– Ну, ни хера ж себе! Точно кровяга. Свежая. Он вновь посмотрел на находку и вздрогнул.

– Се… Серый… Она… е… она шевелится…

– Ты че, гербанутый? Или допился?

Женька осторожно взял грязный пакет, из которого торчали две “кукольные” ножки, и перевернул его над мусором.

Через секунду похмельный синдром улетучился из башки без всяких лекарств.

Среди картофельных очисток, среди грязного тряпья и консервных банок, подогнув голову к крошечным ножкам, лежал новорожденный младенец. Неумело оторванная пуповина напоминала перерубленную лопатой змею, пушок же на затылке намок от вылитого в помойку скисшего молока, а на спинке явственно проступал след от крысиных зубов.

Женька перевел глаза на Серегу, затем обернулся назад. Рядом со стендом, прославляющим местных ударников коммунистического труда и передовиков производства, наклонившись, как Пизанская башня, стояла телефонная будка без стекол. “Слава народу-победителю!”

Не сказав Сереге ни слова, Женька кинулся к телефону. Ребенок был еще жив.

В шесть вечера, согласно расписанию, трехпалубный лайнер “Куин Вйктори”, совершающий круиз по маршруту Неаполь – Хайфа, отбыл из Лимасола, крупнейшего порта Кипра. Несмотря на позднюю осень, температура в этой части света достигала тридцати градусов, что делало притягательным отдых на Средиземноморье для деловой Публики из северных стран, не успевшей оттянуться у себя на родине в летнее время.

Немцы, шведы, англичане, русские, финны столпились возле фальшборта, фотографируя и снимая на камеры перспективу кипрского порта. Завтра в шесть утра судно придет в последнюю точку круиза, в Хайфу, где простоит пару суток, пока пассажиры не насладятся красотами земли обетованной, не поднимутся в Иерусалим и не посетят административную столицу Израиля Тель-Авив.

Круиз был дорогостоящим, оценивался по высшей категории, не каждый состоятельный иностранец мог выкинуть на прогулку по морю указанную в путевке сумму, не говоря уже о русских, чьи затраты на загранпоездки обычно не превышали пятисот баксов, скопленных за год и отданных турфирме со страшным скрипом. Это не касалось, разумеется, “новых , русских” – коммерческой или криминальной публики, позволяющей себе в принципе все, что угодно. О престиже “Королевы Виктории” говорил, к примеру, тот факт, что члены команды, начиная от официанта и кончая капитаном, могли общаться как минимум на трех языках, а программа варьете менялась каждый день, как и белье в каютах.