Геннадий Сорокин - Скелет в семейном альбоме

В рабочем кабинете адвоката я задержался. Мое внимание привлек письменный стол, заваленный документами.

– Перед исчезновением Юрий Эдуардович много работал? – кивнул я на разбросанные по столу листы с рукописным текстом.

– Не знаю, – пожала плечами жена адвоката. – Я в его дела не лезу. В этом кабинете работает только муж, наверное, он готовился к процессу. Я сюда редко захожу, здесь его вотчина.

– У вашего мужа было две гитары? – спросил я, показывая на музыкальные инструменты, примостившиеся в углу между письменным столом и книжным стеллажом.

– Вон та, которая слева, очень дорогая, – тоном экскурсовода в музее народного творчества ответила Людмила Васильевна. – Муж, когда сочинял музыку, играл только на ней. Закроется в кабинете и перебирает струны, ищет мелодию. Я к музыке совершенно равнодушна, но к его хобби всегда относилась с пониманием. У других мужья на рыбалку ездят, с друзьями по баням ходят, а мой дома сидит, баллады пишет. Говорят, у него был дар сочинять прекрасные песни, но так это или нет, я сказать не могу. Для меня все песни под гитару на один мотив.

В дверь позвонили, хозяйка пошла открывать. Из прихожей донеслось:

– Мама, мне в садике замечание сделали. Где Славик слово «шлюха» услышал? Хорошо, что воспитательница шум поднимать не стала. Представь, он девочке из своей группы говорит: «Ну что, шлюха, как дела?»

– Таня, – начала оправдываться Людмила Васильевна, – разве мы дома матом ругаемся? Славик, наверное, от других детей в детском саду слышал это слово и запомнил.

– Я зайду за ними, как обычно.

«Это жена Валерия Машковцова детей из детского сада к бабушке в гости привела, – догадался я. – То-то здесь, в зале, стоит целая коробка с игрушками».

– Вы посидите немного на кухне, – зашла ко мне Людмила Васильевна. – Я сейчас с детьми управлюсь и к вам приду.

В зал, опасливо посматривая на меня, вошли мальчик и девочка лет четырех-пяти. Поздоровавшись, они скромно сели на краешек дивана и стали ждать, пока я освобожу им пространство для игр.

– Вы не стесняйтесь, – напутствовала меня Людмила Васильевна, – можете курить, налейте себе чаю. Сахар в шкафу возьмите, заварник на плите стоит. Печенье, если захотите, тоже в шкафу, в вазочке.

Пока я наливал себе чай, в зале начался допрос.

– Славик, ты где нехорошее слово услышал? Баба Эльвира так говорит?

– Я больше так не буду, – заныл мальчик.

– Баба, он, знаешь, еще какое слово сказал? – стала ябедничать сестренка. – Давай, я тебе на ухо скажу.

После короткой паузы до меня донесся полушепот Людмилы Васильевны:

– Леночка, ты маме не говори, что Славик такое слово сказал, хорошо? Славик, я тебя по губам отшлепаю, если еще раз такое про тебя услышу. Ты меня понял?

– Я больше так не буду, – заученно ныл мальчишка.

«Дети в квартире бабушки чувствуют себя как дома, – прислушиваясь к разговору в зале, подумал я. – Вернее, не так: дети у бабушки Эльвиры в гостях, а у бабы Людмилы – дома. Жена Юрия Эдуардовича им и заботливая нянька, и лучший друг. Они доверяют ей свои секреты, они тут живут, а в квартиру Эльвиры Карловны только спать приходят. На кой черт сыну Машковцова такая жизнь? Он ведь наверняка утром до туалета в трусах пройти побоится. Отпочковался бы от тещиной семьи, снял отдельное жилье да жил бы себе, бед не знал».

Закончив воспитательную беседу, Людмила Васильевна привела детей на кухню.

– Садитесь за стол, будем чай пить, – сказала она детям.

– Баба, дай печенье, – попросил мальчик.

Людмила Васильевна тут же выполнила его просьбу.

– Что вы ели в детском саду? – спросила она у девочки. – Рассказывайте, во что играли? Славик, ты больше с Пашей не дрался? Не дерись, так нехорошо поступать.

Набив рот печеньем, мальчик стал рассказывать бабушке, как провел день. Девочка, прихлебывая чай, с интересом посматривала на меня. Кого-то я ей явно напоминал.

Закончив чаепитие, Людмила Васильевна выпроводила детей в гостиную, а сама стала чистить картошку на ужин. Обстановка для серьезной беседы никак не складывалась.

«Детей фактически воспитывает бабушка Люда, – решил я. – Валерию Юрьевичу отвели роль отца-созерцателя. Он не самостоятельный субъект. Судя по всему, сын адвоката – рохля, которым понукают все, кому не лень: теща, жена, мать. Есть такая порода мужчин, которые всегда остаются в стороне от принятия решений и ни на что не влияют».

Поставив картошку вариться, Людмила Васильевна налила нам чай, присела за стол.