Геннадий Сорокин - Скелет в семейном альбоме

– Она местная?

– Похоже, что из Новосибирска. Мой приятель в августе прошлого года жил там.

– Свободные у вас нравы, ничего не скажешь.

– Ты это про спиртное или про женщин? Если про водку, то зеленый змий – не всегда зло. Иногда он помогает достичь единения душ, скрепляет общие интересы. Это же здорово, Андрей Николаевич! Выпил на природе, блеснул своими новыми песнями, приятно провел время с красивой девочкой. Скажи, на кой черт тебе ее фамилия, если вам и так хорошо?

– Как Машковцов относился к спиртному?

– Как все – выпивал, но в меру. У нас есть любители заложить за воротник – до вечернего костра не доживают. Юра не такой. Я лично его ни разу пьяным не видел.

– Можно еще раз прокрутить выступление Машковцова? Я хочу запомнить их обоих.

После повторного просмотра избранных моментов фестиваля я спросил:

– Евгений Викторович, объясните мне, как вы, человек столь прогрессивных взглядов и свободных нравов, работали в райкоме партии? Замшелая контора, ретроград на ретрограде сидит и ретроградом погоняет. Все в пиджаках, лица скучные, глаза усталые, и тут вы, поклонник творчества запрещенного властями Шандрикова. Как-то в моем понятии одно с другим не вяжется.

– Зря ты так. В райкоме нормальная работа: хорошая зарплата, уважение в обществе, власть. Есть, конечно, свои издержки, но это все в привычных рамках. Ты говоришь не то, что думаешь, а тот, кто тебя слушает, – тому наплевать, какую ахинею ты несешь. Андрей Николаевич, ты запомни одно – в душу в райкоме никто ни к кому не лез. На людях ты должен быть пламенным коммунистом-ленинцем, а что у тебя за броней официоза скрыто – это твое личное дело. Хобби, разговоры с женой на кухне, воспитание детей – все это остается за кадром. В райкоме одна жизнь, в быту – другая. Главное, чтобы они не пересекались и не мешали друг другу.

– Мы живем в обществе тотальной мимикрии, – невесело заметил я. – Мы говорим не то, что думаем, а делаем не то, что хотелось бы сделать.

– Ты прав. Мы – ничтожные винтики в системе, от которых ничего не зависит. Мы плывем по течению, и куда нас вынесет, одному Богу известно.

– Евгений Викторович, до перестройки вы проводили бардовские фестивали?

– Собирались на природе под видом турслетов, бренчали на гитарах. Узнало бы начальство, какие песни мы распеваем у костра, – всех бы с работы вышибли. Бардовская песня – это свобода, а свобода и «застой» несовместимы.

– Еще вопрос. На фестиваль приезжают с подругами или среди бардов есть семейные пары?

– Перед Машковцовым пару видел? Они – муж с женой. Творческий дуэт. Она пишет стихи, он подбирает к ним музыку.

– Что сказать? – Я отодвинулся от стола, промокнул губы салфеткой, закурил. – С тайной жизнью прокуроров и адвокатов мне все понятно. Теперь перейдем к делу. Как я понимаю, у вас есть ко мне какое-то предложение?

– Найди Машковцова. Узнай, жив он или мертв, участвовал в нападении на Шахиню или нет. Воловский негласно создаст тебе условия максимального благоприятствования. От себя скажу: мы поработали с семьей Машковцова. Они ответят на любые твои вопросы. Если ты спросишь любую женщину из клана Машковцовых, в какой позе ей больше нравится заниматься сексом, – она ответит. Если промолчит, пускай на себя пеняет.

– Я думаю, что до такого натурализма дело не дойдет. Как с розыском Машковцова, что-нибудь изменится?

– Воловский не даст объявлять его в розыск ни как преступника, ни как человека, пропавшего без вести. Мне трудно сказать, в чем тут первопричина, но серьезные люди приняли решение – розыск Машковцова должен быть проведен в частном порядке.

Ковалик достал из кармана пиджака конверт.

– Это тебе на представительские расходы.

Я, проявляя нездоровое любопытство, заглянул в конверт.

– Сколько здесь? – спросил я, перебирая купюры.

– Пятьсот рублей. Я думаю, этих денег тебе хватит. Тебя же не сына миллионера просят найти, а всего лишь адвоката. Обычного адвоката. Даже не самого известного в городе.

Прощаясь, я спросил у Ковалика:

– Как у Альбины дела? Она помирилась с мужем?

Евгений Викторович засмеялся:

– У нее все прекрасно. Она вернулась в лоно семьи, конфликт с мужем улажен. А как у тебя дела? Что мне ей передать?

– Влюбился. Нашел женщину своей мечты.

Кожаная куртка, о которой я мечтал, стоила девятьсот рублей. Полученных от Ковалика денег на обновку не хватало, тратить собственные сбережения было жалко.