Клаус-Петер Вольф - Ярость [litres]

– Свою работу, – предложил Веллер.

– Я хочу узнать все об этом докторе Вольфганге Штайнхаузене, и я, черт побери, приглашу его на беседу…

Руперту нравилось, что Анна Катрина не позволяет себя запугать.

– Но для этого нам нужно сначала его найти.

Все согласно закивали.

Вдруг Руперт поднял руку с банкнотой в пятьдесят евро.

– Ставлю пятьдесят, что я найду его раньше, чем вы все узнаете, где он…

Анна Катрина ткнула в Руперта пальцем:

– Я не одобряю подобные пари.

– Я просто пошутил! – оправдался тот, но Веллер вызывающе сверкнул на него глазами.

– Поднимаю до сотни.

Он никогда не сдавал дом на улице Фледдервег в Норддайхе. У него в собственности было двенадцать квартир и домов для отпуска, и четыре из них – в Норддайхе. За ними присматривали профессионалы, и они не доставляли никаких хлопот. В нынешние нестабильные времена ему казалось правильным инвестировать деньги в недвижимость.

Ульрих Гроссманн, живущий за счет сдачи недвижимости – весьма правдоподобное, мещанское существование…

В это время года большинство домов и квартир пустовало. Он всегда мог посмотреть в интернете точный план сдачи. Гости приедут только на рождественские праздники.

Пусть не так роскошно, как в Лере, зато здесь никто не станет его искать.

Дождь стучал по двойным оконным стеклам. Он открыл окно и услышал море, шумящее за дамбой. Над крышей кричали чайки. Закрыв окно, он принялся смотреть видеозаписи из своей квартиры в Лере.

Он не смог сдержать невольной улыбки, когда наблюдал, как Анна Катрина Клаазен и этот Веллер обыскивали его квартиру в Лере. Веллер заглянул в каждую коробку из-под сигар в хьюмидоре и даже понюхал «Монтекристо».

Анна Катрина открыла канцелярский шкаф.

Ну что за дилетантство, подумал он. В лерском убежище стояло шестнадцать камер, реагирующих на движение. Они транслировали видео прямо в интернет, и его можно было посмотреть в любой точке мира. Да, настала новая эпоха – эра интернета! Он мог наблюдать даже за уборщицей Данг Тхан Бьян в туалете.

Он знал, что она ничего не ворует и не роется в бумагах. Как ни странно, она была по-своему религиозна. Настоящая католичка – рассказывала ему все, о чем он хотел знать, и, несомненно, выходила замуж девственницей.

Идеальная уборщица для него и его надобностей. Он очень сожалел о грядущей потере. Но без вариантов – от нее и от квартиры в Лере придется избавиться. Ничего не поделаешь.

Кожа на лице пересохла. Он пошел в ванную, на мгновение испугавшись, что забыл крем в пентхаусе в Лере. Но нет, тюбик лежал в несессере.

Он уже привык собирать чемодан за несколько минут и быстро покидать квартиру. Человек с образом жизни, как у него, должен уметь исчезать мгновенно. Он не может таскать с собой слишком много лишнего хлама. Везде можно купить все новое. А важные документы в любом случае следует хранить не в квартире, а в банковском сейфе.

Но этот крем – важная деталь. С его помощью полиция может определить, что имеет дело с кем-то, кто делал пластическую операцию на лице.

Он немного напоминал самому себе Майкла Джексона, и это ему не нравилось.

Он всегда очень гордился своей внешностью и старался держать себя в форме. Биологически ему было едва за сорок, хотя на самом деле он уже вошел в пенсионный возраст. Это ему нравилось.

Ему сделали ринопластику. Он казался себе чужим с новым, курносым лицом. Форма головы стала не такой выразительной, как раньше. Из-за чертового ботокса разбухло лицо.

Он посмотрел фильм «Рестлер» с Микки Рурком. После этого ему стало легче себя принять. Сравнив Микки Рурка в фильме «Сердце Ангела» и сегодня, он понял, насколько могут изменить человека хирурги, химия и усердные тренировки.

Тем не менее кожа на лице болела, а когда он широко раскрывал рот, то боялся, что губы треснут. Даже поцелуи больше не доставляли удовольствия.

Его губы стали бесчувственными к нежности, но по-прежнему ощущали боль. Какой прогресс медицины, с иронией подумал он.

Сегодня хирурги способны на многое, даже слишком многое. Но колено по-прежнему плохо сгибалось и болело при смене погоды. Даже три операции не смогли этого изменить. Он всегда будет ненавидеть за это Анну Катрину Клаазен. Эта дрянь прострелила ему правое колено, тогда, на Спикероге. Мысли об этом – словно воспоминание о другой жизни.

Теперь ему стало тяжело подниматься по лестнице, и скорее всего, не было никаких шансов убежать, если за ним погонятся молодые, спортивные полицейские. Те времена прошли.