Григорий Жуков - Клятвоотступники

— Да. Чувствуется, что озлобленность ваша, Цердарь, дошла до предела.

— Озлоблен я или нет — это мое дело, — угрюмо отозвался арестованный.

— Верно. Это ваше дело. Но, несмотря на скверное настроение, вам придется ответить на наши вопросы.

— Я уже говорил Давидюку, что категорически отказываюсь подписывать какие-либо документы, а также отвечать на вопросы.

— Но это же глупо, Цердарь. Занятая вами позиция не спасет от ответственности, а, наоборот, усугубит положение. Вы юрист и должны понимать, что, отказываясь от дачи показаний, тем самым отказываетесь от защиты. Изобличающих доказательств достаточно, чтобы суд признал вас виновным и вынес свое наказание. Так защищайтесь, — Рыков замолчал, выжидательно глядя на Цердаря. Тот, опустив голову, о чем-то размышлял. Давидюк просматривал уголовное дело, делая закладки на страницах, касающихся арестованного.

— Об этом я не подумал, — как бы про себя пробормотал Цердарь.

Рыков понял, что он избрал верную линию допроса, и решил вести разговор в этом направлении.

— А надо бы подумать. Легче всего замкнуться и дать все на откуп следствию. Для Гария Христофоровича легче, когда Цердарь молчит. Нет необходимости в дополнительных проверках, потому что молчание — это как бы согласие подозреваемого с теми обвинительными фактами, которые против него выдвигаются. Так защищайтесь по-настоящему, хотя бы возражайте, приводите свои доводы. Такая линия поведения не принесет вам вреда.

— Хорошо. Буду защищаться. Давайте ваши изобличающие факты, — предложил Цердарь.

— Разрешите, Федор Федорович? — обратился Давидюк к Рыкову. Тот молча кивнул головой.

— Начнем с Милютина, — продолжал Гарий Христофорович. — Расскажите, как произошло ограбление видеоаппаратуры?

— Какое ограбление? О чем вы говорите? Судом аппаратура была изъята в доход государства. Милютин ее прятал. Я попросил Вишневского и Осьмака выяснить, где она находится и сообщить мне. Когда они мне позвонили, я сразу выехал на квартиру Вишневского, но Милютина уже не застал. Аппаратура была разбита, — рассказывал Цердарь.

— А почему она оказалась на квартире Вишневского? — продолжал задавать уточняющие вопросы Гарий Христофорович.

— Осьмак мне пояснил, что Вишневский выступал в роли покупателя и аппаратуру привезли для проверки, но, увидев Осьмака, Милютин разбил приставку, потом бросился в драку, участие в которой приняли его жена Надежда и Кащенко — ее брат. Когда Осьмак позвонил мне — Милютин убежал. Аппаратура осталась у Вишневского, а я уехал домой. Какова ее дальнейшая судьба, не знаю.

— В ходе допроса Осьмак пояснил, что он отдал приставку в ремонт своему знакомому, а потом продал в Суворовске. Из вырученных денег тысяча рублей досталась вам. Вы подтверждаете его показания?

— Нет. Категорически отрицаю. Чтобы спасти себя от наказания, Осьмак и родную мать оговорит.

— Тогда скажите, где аппаратура?

— Об этом спросите Вишневского и Осьмака.

— Они допрошены и, мне кажется, правдиво рассказывают, как развивались события. Но меня интересует один вопрос: почему вы не изъяли видеоаппаратуру, как того требовал закон? — продолжал Давидюк. Рыков пока не вмешивался в ход допроса, внимательно наблюдая за поведением арестованного.

— С точки зрения работника милиции, я поступил неправильно, но в этот вечер я с женой находился в гостях у моего друга и торопился обратно. Выяснив обстоятельства дела и задержавшись не более чем на десять минут, я уехал, посчитав, что на следующий день все оформлю как положено. Однако замотался на работе и не сделал того, что требовалось. Поэтому не ловите меня на этом факте — бесполезно. Я не виновен, — стремился уйти от больного для него вопроса Цердарь. Он уже с раздражением смотрел на Гария Христофоровича, а тот, понимая нервозность допрашиваемого, требовал все более точного ответа.

— Допустим, что это так. Тогда давайте подойдем к этому вопросу с другой стороны. Буденновским отделом милиции было возбуждено уголовное дело по факту ограбления Милютина. Вы приняли активное участие в расследовании. Почему в это время не изъяли аппаратуру? Что вам мешало?

— Посчитал, что следователь это уже сделал. Сам же я не уточнял, изъята она или нет.

— Ладно. Пока оставим предмет нашего разговора в стороне, но хочу предупредить, что истину мы будем устанавливать путем очных ставок между вами, Осьмаком и Вишневским и другими доказательствами. Однако в этом деле есть еще одна неясность. Почему вы, Цердарь, присутствовали при всех допросах Осьмака, Вишневского и Милютина? Не кроется ли в этом боязнь за себя и недоверие к своим друзьям?