Ханс Русенфельдт - Провал [litres]

У него возникало странное ощущение дежавю: выйти из больницы и понять, что ты потерял дочь. Он заставлял себя смириться с тем, что она действительно не хочет иметь с ним дела.

Это причиняло боль больше, чем сломанные ребра и рука. В обычных случаях он знал, как справляться с болью, горем, неугомонностью, подавленностью. Лечение было одним и тем же для всех эмоциональных состояний. Трахаться с женщинами.

Но сейчас он едва мог глубоко вздохнуть, не заскулив от боли. Секс исключен. Действия ртом и пальцами, разумеется, возможны, но на то, чтобы вести игру и соответствовать специфическим требованиям в конце соблазнения, сил толком нет. Шансы потерпеть неудачу слишком велики.

Поэтому он сидел дома, начиная сходить с ума.

Он нервно прошелся по квартире. Предположил, что, наверное, следует что-нибудь съесть. Обедал ли он сегодня? Вроде бы нет. С другой стороны, есть не хотелось. Звонок в дверь. Себастиан замер. Каждый раз, когда звонили в дверь, у него начинало возникать слабое ощущение неприязни. Но оно не помешало ему все-таки пойти и открыть, по-прежнему не пользуясь глазком.

Он, как всегда, надеялся увидеть Ванью. Это оказалась Урсула.

– Привет.

Ей удалось произнести единственное короткое слово немного неразборчиво.

– Ты выпила?

– Мы были в ресторане и выпили несколько бокалов вина.

– Кто мы?

– Коллеги.

– Ванья?

– И Торкель, и Билли.

Себастиан уже три недели не был частью команды и не ожидал, что его пригласят выпить по бокалу после работы или сходить в паб, но все-таки, к своему удивлению, испытал некоторую грусть от того, что его исключили.

– Заходи, – сказал он, отступая в сторону.

Ему только показалось или она немного посомневалась, прежде, чем войти в прихожую? В любом случае он не намеревался напоминать ей о том, что произошло, когда она была у него в прошлый раз.

– Хочешь кофе или чего-нибудь поесть?

– Пожалуй, кофе.

Она сидела на стуле за кухонным столом. Себастиан устанавливал в кофеварке фильтр и черпал кофе из пакета, крепко зажатого между загипсованной рукой на перевязи и животом.

– Тебе помочь? – спросила она.

– Нет, я справлюсь, спасибо.

Она откинулась на спинку стула. Чувствовала, что алкоголь приносит приятное расслабление. Ей вспомнилось, как она сидела здесь в прошлый раз.

Они ужинали. Было приятно.

Позвонил Торкель, в легком подпитии, и сказал, что любит ее. Сегодня такого не случится. Потом они пили кофе в гостиной. Уже откровенно подразумевалось, что они пойдут в постель. Этого сегодня тоже не случится.

Потом она пошла принести молока, тут позвонили в дверь…

Об этом ей думать не хотелось.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, увидев на его лице гримасу боли когда он ставил пакет с кофе обратно в шкаф.

– Лучше.

– Но тебе больно?

– Да.

– Поэтому у тебя такой расстроенный вид?

Она увидела, как Себастиан на секунду оцепенел. Видимо, удивленный тем, как быстро разговор перешел с общих фраз на личное.

– Неужели расстроенный? – выжидающе произнес он, и ей показалось, что он, похоже, намеренно держится к ней спиной.

– Дело в Ванье? – продолжила она, почему-то твердо решив не дать ему так легко отделаться, и не удивилась, когда не получила ответа.

– Что ты натворил, чтобы так взбесить ее?

Себастиан повернулся и посмотрел на нее. В мутноватых глазах искренний интерес. Никакого злорадства. Никакого осуждения. Возможно, даже немного сострадания.

Он ненадолго задумался. Урсула здесь. Она единственная пришла к нему. Правда, навеселе и одинокая, но тем не менее. У них было кое-какое общее прошлое. Тогда, давным-давно, когда он был уверен в том, что она его действительно любила, пока он не переспал с ее сестрой. Да и перед тем, как Эллинор в нее выстрелила. Теперь она опять здесь. В его квартире, у него на кухне. Человек, пришедший к нему по собственному желанию, простивший его. Она заслуживает правды.

– Я переспал с ее матерью, – под конец произнес он.

– Она ненавидит мать.

– Знаю.

На кухне воцарилась тишина. Слышалось только упорное пыхтение кофеварки, говорившее о том, что ее пора почистить.

– Ты действительно никак не можешь перестать портить себе жизнь.

Без укора, в основном печальная констатация факта. С сочувствием. Что говорить? Что он может сказать? Опровергнуть нельзя – она права. Каждый раз, когда намечалось что-то хорошее, он испытывал необходимость портить это.

До встречи с Лили им двигал голод. Ощущение, что трава зеленее где-то в другом месте. Наивное представление о том, что он, возможно, упустит нечто лучшее, если удовольствуется этим. Неспособность выбрать, желание получить как можно больше. Иметь все и всегда.