У него возникало странное ощущение дежавю: выйти из больницы и понять, что ты потерял дочь. Он заставлял себя смириться с тем, что она действительно не хочет иметь с ним дела.
Это причиняло боль больше, чем сломанные ребра и рука. В обычных случаях он знал, как справляться с болью, горем, неугомонностью, подавленностью. Лечение было одним и тем же для всех эмоциональных состояний. Трахаться с женщинами.
Но сейчас он едва мог глубоко вздохнуть, не заскулив от боли. Секс исключен. Действия ртом и пальцами, разумеется, возможны, но на то, чтобы вести игру и соответствовать специфическим требованиям в конце соблазнения, сил толком нет. Шансы потерпеть неудачу слишком велики.
Поэтому он сидел дома, начиная сходить с ума.
Он нервно прошелся по квартире. Предположил, что, наверное, следует что-нибудь съесть. Обедал ли он сегодня? Вроде бы нет. С другой стороны, есть не хотелось. Звонок в дверь. Себастиан замер. Каждый раз, когда звонили в дверь, у него начинало возникать слабое ощущение неприязни. Но оно не помешало ему все-таки пойти и открыть, по-прежнему не пользуясь глазком.
Он, как всегда, надеялся увидеть Ванью. Это оказалась Урсула.
— Привет.
Ей удалось произнести единственное короткое слово немного неразборчиво.
— Ты выпила?
— Мы были в ресторане и выпили несколько бокалов вина.
— Кто мы?
— Коллеги.
— Ванья?
— И Торкель, и Билли.
Себастиан уже три недели не был частью команды и не ожидал, что его пригласят выпить по бокалу после работы или сходить в паб, но все-таки, к своему удивлению, испытал некоторую грусть от того, что его исключили.
— Заходи, — сказал он, отступая в сторону.
Ему только показалось или она немного посомневалась, прежде, чем войти в прихожую? В любом случае он не намеревался напоминать ей о том, что произошло, когда она была у него в прошлый раз.
— Хочешь кофе или чего-нибудь поесть?
— Пожалуй, кофе.
Она сидела на стуле за кухонным столом. Себастиан устанавливал в кофеварке фильтр и черпал кофе из пакета, крепко зажатого между загипсованной рукой на перевязи и животом.
— Тебе помочь? — спросила она.
— Нет, я справлюсь, спасибо.
Она откинулась на спинку стула. Чувствовала, что алкоголь приносит приятное расслабление. Ей вспомнилось, как она сидела здесь в прошлый раз.
Они ужинали. Было приятно.
Позвонил Торкель, в легком подпитии, и сказал, что любит ее. Сегодня такого не случится. Потом они пили кофе в гостиной. Уже откровенно подразумевалось, что они пойдут в постель. Этого сегодня тоже не случится.
Потом она пошла принести молока, тут позвонили в дверь…
Об этом ей думать не хотелось.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она, увидев на его лице гримасу боли когда он ставил пакет с кофе обратно в шкаф.
— Лучше.
— Но тебе больно?
— Да.
— Поэтому у тебя такой расстроенный вид?
Она увидела, как Себастиан на секунду оцепенел. Видимо, удивленный тем, как быстро разговор перешел с общих фраз на личное.
— Неужели расстроенный? — выжидающе произнес он, и ей показалось, что он, похоже, намеренно держится к ней спиной.
— Дело в Ванье? — продолжила она, почему-то твердо решив не дать ему так легко отделаться, и не удивилась, когда не получила ответа.
— Что ты натворил, чтобы так взбесить ее?
Себастиан повернулся и посмотрел на нее. В мутноватых глазах искренний интерес. Никакого злорадства. Никакого осуждения. Возможно, даже немного сострадания.
Он ненадолго задумался. Урсула здесь. Она единственная пришла к нему. Правда, навеселе и одинокая, но тем не менее. У них было кое-какое общее прошлое. Тогда, давным-давно, когда он был уверен в том, что она его действительно любила, пока он не переспал с ее сестрой. Да и перед тем, как Эллинор в нее выстрелила. Теперь она опять здесь. В его квартире, у него на кухне. Человек, пришедший к нему по собственному желанию, простивший его. Она заслуживает правды.
— Я переспал с ее матерью, — под конец произнес он.
— Она ненавидит мать.
— Знаю.
На кухне воцарилась тишина. Слышалось только упорное пыхтение кофеварки, говорившее о том, что ее пора почистить.
— Ты действительно никак не можешь перестать портить себе жизнь.
Без укора, в основном печальная констатация факта. С сочувствием. Что говорить? Что он может сказать? Опровергнуть нельзя — она права. Каждый раз, когда намечалось что-то хорошее, он испытывал необходимость портить это.
До встречи с Лили им двигал голод. Ощущение, что трава зеленее где-то в другом месте. Наивное представление о том, что он, возможно, упустит нечто лучшее, если удовольствуется этим. Неспособность выбрать, желание получить как можно больше. Иметь все и всегда.
Читать дальше