Ханс Русенфельдт - Себастиан Бергман. 5 книг

До такого отчаяния он не дошел, по крайней мере, пока.

Он бросил взгляд на часы. Они с фотографом собирались встретиться с Юханной Линд в пять часов, ему удалось уговорить ее не разговаривать с каким-либо другим журналистом.

До этого ему требовалось найти новые лазейки, новые идеи для завтрашнего дня. Ходили кое-какие слухи о том, что полиция интересовалась китайским рестораном в Сундбюберге, и одна коллега поехала туда, чтобы проверить, есть ли там что-нибудь стоящее. Он надеялся, что скоро она ему отзвонится.

«Легка на помине», — подумал он, когда у него на столе зазвонил телефон.

Это оказалась Юлия с ресепшна, в котором они в прошлом году, после нападения на газету неонацистов, установили пуленепробиваемое стекло.

— Кто-то оставил тебе здесь конверт, — проговорила она с некоторым стрессом в голосе.

— Хорошо. Я потом заберу. От кого он?

— Написано, что от некого Свена Катона. Это не он всех убивает?

— Я больше так не могу.

Ванья остановилась и обернулась к стоявшему в нескольких шагах от машины Себастиану. Они только что припарковались перед белым пятиэтажным зданием — кампусом Флемингсберг, принадлежавшим КТИ.

— Это хуже, чем когда ты ничего не знала.

— Что хуже?

— Мы с тобой, молчание, отчужденность…

Ванья поджала губы и сделала несколько шагов в его сторону.

— Ты прав, хуже, но знаешь что? Тебя-то тут жалеть нечего.

— Я имел в виду вовсе не это, — Себастиан быстро перешел к обороне.

— А что же ты имел в виду?

— Я согласен на исключительно рабочие отношения, ты знаешь, но ведь ты со мной даже не разговариваешь, — попытался укорить ее Себастиан.

— Придется смириться с этим.

— Ладно. Прости, что я вообще открыл рот.

Однако извинение, похоже, запоздало. У Ваньи словно открылось второе дыханье, ей требовалось выплеснуть это из себя.

— У меня ничего нет. Я должна создать себе жизнь. Потом. Когда я ее создам, я решу, кого в нее впускать. Понимаешь?

Себастиан лишь кивнул. Посчитал дискуссию оконченной. По крайней мере, он попытался объяснить то, что чувствует. Повторять эту ошибку он не намеревался.

— Но, пожалуйста, дай мне знать, если я могу тебе помочь, — закончил он в надежде заработать несколько очков и двинулся следом за Ваньей в сторону входа.

— Ты не можешь, — твердо заявила Ванья.

У нее зазвонил телефон. Билли. Он послал фотографии в китайский ресторан в Сундбюбурге и поговорил с персоналом, но это почти ничего не дало. Мужчину они помнят. Видимо, он настоял на том, что сам отнесет заказанные напитки к столу. Билли предположил, что именно тогда он и добавил в них снотворное, но в отношении идентификации ничего определенного они сказать не смогли. Разве что одна из официанток не сомневалась в том, что это был не Аль-Файед. Он слишком смуглый. Конечно, мужчину, которого она обслуживала, запомнить было трудно, но выглядел он типичным шведом.

— Мы сейчас идем встречаться со Скугом, — сказала Ванья, открыла дверь в ресепшн и сразу отпустила ее, даже не взглянув, насколько отстал Себастиан.

— Я позвоню, если мы получим что-нибудь из Хельсингборга и Ульрисехамна, — закончил Билли и положил трубку.

Ванья подошла к ресепшну, представилась и изложила свое дело. Ответила отрицательно на вопрос, договаривалась ли она о конкретном времени, но сказала, что им очень важно с ним встретиться. После короткого разговора с Оке Скугом, состоявшего, со стороны сотрудницы ресепшна, из монотонного поддакивания и заключительного «конечно», та указала им на лифт и сказала, что надо подняться на четвертый этаж, а там Оке их встретит.

— Кто звонил? — поинтересовался Себастиан, когда они оба вошли в лифт.

— Билли.

— Что-нибудь важное?

— Персонал в Сундбюберге исключил Аль-Файеда, — ответила Ванья и первой вышла, когда двери открылись.

Здороваясь, Оке Скуг произвел впечатление человека выжидающего и скептически настроенного и, когда они двинулись по коридору к его кабинету, сразу спросил, что их интересует.

— Мы хотим поговорить с вами об одной из ваших бывших учениц, — ответила Ванья, твердо решившая, как можно дольше не рассказывать, в чем собственно состоит их дело. В менее публичных случаях открытость могла бы стать успешной стратегией, но здесь существовал слишком большой риск утечек, а ей пока не хотелось, чтобы Оливию Йонсон официально связали с «Убийствами в застеколье», особенно, поскольку им предстояло беседовать с другими людьми на том же рабочем месте.