Николай Леонов - Миллион в лохмотьях

Единственным местом, пригодным для прогулок с собакой, в районе многоэтажных застроек оказался чудом уцелевший барак в четыре этажа, где придомовая территория все еще сохранилась в первозданном виде: с газонами, деревьями и кучей интересных для собачьей души укромных уголков. Ходить сюда было далековато, зато Император не так страдал от смены района. Найти ему друзей в железобетоне оказалось задачей невыполнимой, никто не желал мириться с четвероногими агрессорами на скудных квадратных метрах, где зачастую селилась целая диаспора, поэтому приходилось довольствоваться малым. Этим малым был высокий каштан и вязевые кустарники возле тридцать седьмого дома.

Не имея возможности отказаться от процедуры выгула, господин Динор подслащивал пилюлю тем, что на протяжении всей прогулки высказывал бессловесному созданию свои претензии. Пес на ворчание профессора реагировал философски: принимал его стиль общения, подлаживался под настроение провожатого, а при появлении прохожих даже брехать начинал, точно копируя интонации господина Динора. Со стороны это выглядело весьма комично, но парочке «профессор – мопс» на это было абсолютно наплевать.

– И как только вас, мопсов, мудрые китайцы к императорскому двору допустили? Иероглиф у них, видите ли, императорский знак на лбу. Ну, где, скажи, на твоем морщинистом лбу китайцы иероглиф разглядели? Кожа, она и есть кожа, посмотрели и забыли. Так нет же, во Францию вас переправили, Англию заполонили. Наполеоновская Жозефина вашей мнимой добротой прельстилась, королева Великобритании так вообще в ранг идолов вас возвела, а чего ради? За блестящие глаза-кругляши? За особенный окрас? Разбаловали донельзя, испортили породу, а нам теперь отдувайся.

Историю происхождения своей породы Император слушал не в первый раз, он даже слова некоторые различать научился и соответственно на них реагировал. Например, когда речь заходила о жене Наполеона Жозефине, мопс вытягивал короткую шею и начинал облизывать мордочку языком. А при упоминании королевы Виктории грациозно приседал на задние лапы и мел дорогу хвостом. Профессор на выходки мопса не реагировал, а переходил к более понятным темам:

– Ты зачем снова Зинаиду Трифоновну по сусалам лупил? Гости в доме, высокочтимые люди, профессора и доценты, а ты к ним со своими вульгарными ужимками. Где ваше воспитание, господин «узурпатор»? Где, скажите, прячутся ваши императорские корни? – Как в разговоре с коллегами, когда речь заходила о серьезных вещах, профессор переходил на официальную манеру обращения, так и в беседе с мопсом он невольно начинал обращаться к нему на «вы». – Элементарная вежливость требует от вас придерживаться определенных норм поведения. Отчего же вы игнорируете их?

Мопс поджимал хвост, тихо скулил, после чего бросался лизать руки профессору. Тот брезгливо морщился, отдергивал руки и начинал распекать питомца на новый лад:

– А эта ваша манера выражать эмоции посредством языка! Я понимаю, Зинаиде Трифоновне подобные излияния чувств приятны, но зачем вы пытаетесь произвести данную процедуру с каждым встречным? Должны же быть рамки, в конце концов!

Когда мопсу надоедало слушать брюзжание профессора, он вытягивал поводок на полную длину и принимался носиться взад-вперед по дороге до тех пор, пока провожатый не терял нить разговора, и тогда мопс имел возможность прошвырнуться по кустам в поисках интересных объектов. Шелестящий пакет из-под чипсов, пустая пластиковая бутылка, закрученная цветной крышкой, утерянный носовой платок, детская игрушка – все привлекало внимание любознательного пса. Профессор и эту привычку мопса разносил в пух и прах, но запрещать обследовать заинтересовавшие предметы не спешил.

Этим утром пес вел себя особенно беспокойно. Как только они оказались в непосредственной близости от дома номер тридцать семь, Император как-то весь ощетинился, холка напряглась, и он начал рваться с поводка. Профессор приструнил мопса, подтянув к краю дороги, и попытался сменить направление, намереваясь прогуляться до единственного в районе торгового ларька, обслуживающего население круглые сутки. У него закончились сигареты, а он любил, завершая прогулку, подымить сладким дымом с запахом вишневых косточек.

Мопс сперва послушно вернулся и даже пробежал с десяток метров в нужном направлении, но подул ветерок, и он, снова ощутив обеспокоивший его запах, рванул обратно. Рука господина Динора дернулась следом, поводок натянулся, запутался в меховой опушке куртки, и профессор чуть не выронил тяжеловесную рулетку поводка.