Михаил Котвицкий: Шесть витков следствия

Нет, надо немедленно браться за Кайля. Кстати, как он оказался в Ленинграде? Говорили, что приехал из Новосибирска. Зачем? Что он здесь потерял? Тогда, в спешке, в этом не разобрались. А зря. Ошибку надлежит исправить.

Миронов занялся составлением плана, который предстояло оперативно провести в жизнь. Прикидывал, кого из офицеров на первых порах задействовать, кому и какое определить задание.

Чтобы разобраться в «хозяйстве» отовцев, нужно по-настоящему вникнуть в финансовый механизм, окунуться в банковские счета. Кто этим займется? Придется самому. Недавно раскрутил крупное хищение и опубликовал об этом статью «Миллион — в милицейскую копилку…».

Утром в понедельник Миронов, подходя к своему служебному подъезду, заметил издали Владимира Родичкина. Худощавый, элегантный, тот ходко пересекал сквер. Офицер легок на подъем, чуткий ко всему современному, а главное — надежный, что немаловажно в службе, да и в жизни.

— Зайди, Володя, — встретив Родичкина, сказал Миронов. — Есть разговор.

Вместе поднялись на третий этаж.

— Поедешь, Володя, в Новосибирск, — сказал майор, приглашая Родичкина присесть. — Помнишь дело о радиоткани и электронно-лучевых трубках? Мастера Пронина осудили, а начальник цеха Кайль выкрутился. Ушел в подполье, переждал, а теперь опять верховодит. Он в свое время приехал из Новосибирска. Разведаешь, авось найдешь зацепку…

Глаза у молодого офицера загорелись. Он получил задание ответственное, а главное — самостоятельное.

Семен Ильич Пронин возвращался из исправительно-трудовой колонии. Шел по обсохшей обочине дороги, в который раз мысленно прокручивая в голове предстоящую встречу с женой, детьми. «Да что это я как угорелый, — сбавляя шаг, укорял он себя. — Ведь на свободе же…»

Свобода! Пронин до суда никогда не задумывался над значением этого слова. Жил, работал, любил — и все было в порядке вещей. Так оно и должно быть и, казалось, будет всегда…

На горьком опыте понял: нет ничего дороже в жизни человека, чем свобода. Ничего!

Долгая разлука кончилась. Наталья, прижавшись к мужу, тихонько вздрагивала, не могла сдержать слез. Семен не знал, как ее успокоить. Стоило ему переступить порог комнаты, как сердце его сжалось от увиденного. Как все это время его здесь не хватало, как он был нужен всем троим!

— Ничего, милые вы мои, — утешал Семен. — Все образуется. Очень даже скоро. Приоденемся. Обувку сменим… Заживем, словом.

А Наталья, думая о своем, положила руки на его худющие плечи.

— Боюсь я, Сеня. Ох, как боюсь! А чего — и сама не знаю.

— Чего бояться-то? — выдерживая взгляд жены, неопределенно спросил Семен. — Чего?

Она молчала. О чем думала? Что ее тревожило?

Семену передалось ее смутное беспокойство.

— Не понимаю, о чем ты? — допытывался он. И, не дождавшись ответа, сказал — Расскажи лучше о себе, о детях. Понимаю, что трудно было, но все-таки…

Наталья отошла, села у окна и послушно стала рассказывать о том, как она жила, как сводила концы с концами.

— Через месяц, а может и через два, как тебя увезли, один за другим пришло два перевода по двести рублей каждый. От кого — не знаю. Сперва хотела было отправить обратно, да адреса отправителя не оказалось. Словом, получила. Татьянке пальтишко купила, а Николке — сапоги резиновые…

Семен был худ, бледен, веки его заметно вспухли. Даже голос изменился, стал каким-то приглушенным, хрипловатым.

— Теперь все будет хорошо, — шептал он. — Главное — мы снова вместе.

— Вот именно, Сенечка, — сказала Наталья, но за доброй улыбкой у нее промелькнуло что-то тревожное.

— Чего-то ты, женушка, не договариваешь, — встревожился Семен.

— Сердце, оно ведь не только мотор для перекачивания крови. Оно и поет, и плачет, и чувствует.

Из дома супруги вышли вместе. Наталья села на трамвай и поехала к себе в больницу, где она работала медсестрой, а Семен не спеша пошел на завод. Торопиться ему некуда, да и время еще раннее. У проходной остановился.

Солнце, поднимаясь, приятно пригревало, в окнах мелькали силуэты людей. Там, в цехах, бурлила привычная жизнь. Там работали его товарищи, а он стоял у заводской черты, не решаясь ее переступить. И такая вдруг тоска охватила его! Никто его здесь не ждал, никому он тут не нужен…

Резко повернулся и зашагал прочь. Справа плескалась Нева, проходили люди, вихрем проносились машины. Свернув с набережной, сразу за поворотом, на большом щите прочитал: «Требуются радиомеханики, техники, прибористы…» И напрямик, через улочки-закоулочки, подался по указанному адресу в отдел кадров. Пожилой кадровик расспросил Пронина, где и кем он работал, долго рассматривал документы.