Михаил Котвицкий - Шесть витков следствия

«Шестерка» тронулась, вырулила на проспект. За ней неотступно, на дистанции прямой видимости, следовала другая машина. Рядом с водителем сидел капитан Осокин, а сзади — старший лейтенант Ершов. Если бы Купы-лех оглянулся раз-другой, то, может быть, и заметил «хвост», но он об этом не подумал, его мысли были заняты другим.

Вишневая машина, свернув в тихий переулок, припарковалась у заброшенного пивного ларька. Следовавшая сзади, как на привязи, бесшумно подползла к ней почти вплотную.

— Стоп! — шепнул Осокин водителю.

Капитану было видно, как Купылех, увлекшись, что-то втолковывал рядом сидящему мужчине. Тот, понурив голову, молчал. Наконец открыл «дипломат», извлек из него пачку денег. Купылех, в свою очередь, достал из бокового кармана конверт, вынул из него несколько фотографий.

Поравнявшись с «шестеркой», Осокин резко распахнул дверцу, а Ершов, следовавший сзади, поразительно быстро обежал справа и схватил за руль.

Купылех, ошарашенный, вскрикнул:

— Что такое! Вон отсюда!

Осокин показал удостоверение.

С холодно-спокойного лица Купылеха вмиг сошло выражение надменности. Он ошеломленно моргал глазами, лихорадочно что-то соображая.

Капитан давно приметил Купылеха, знал, что он мерзавец из мерзавцев, но взять его было нельзя, не хватало улик. А улики, как известно, складываются в том числе и из показаний свидетелей. Один из них рядом — человек с «дипломатом». Испуганно сложив руки на груди, он мялся, обескураженно глядел на фотографии, запечатлевшие его в постели с белокурой красивой девушкой.

Этой девушкой была Людмила Скворцова.

Солнечный луч прорезал яркую полоску вдоль стула, на котором сидела Скворцова, и тут же пропал. Она была в строгом костюме, внешне не изменилась, но что-то в ней появилось такое, словно сидела не она, а похожая на нее другая девушка.

— Вас предупреждали насчет ответственности и серьезности вашего положения, но вы, по непонятным для нас мотивам, отнеслись к этому весьма легкомысленно. Вас спрашивают, а вы уходите от ответа, отмалчиваетесь. С какой стати оберегаете Купылеха, выгораживаете его? Дальше… — Миронов не сводил пытливых глаз с Людмилы. — Вы свели девушку с сомнительными лицами, которые ее изнасиловали, самым безобразным образом надругались над ней.

— Я не думала, что все так серьезно, — сказала она с досадой. — Я все вам расскажу. Все. Только отпустите меня. Пожалейте мою маму. Не мучайте. Она такая слабая, не выдержит. Отпустите. Мы завтра же уедем. Я все поняла…

Вчера мать Скворцовой была у Миронова. Накануне ее вызвали по телетайпу. Просительно помявшись в дверях, она, бесшумно ступая, робко подошла поближе к столу. Тонкая и высокая, как жердь, с узкими плечами, серым до черноты лицом. Нескладные темные руки, пропахшие землей, опущены по-солдатски по швам. Откровенно говорила о себе, о том, что рано овдовела, одна дочь умерла, сын ушел в армию и не вернулся, погиб в Афганистане. Людмилу, самую младшую и единственную наследницу, собиралась держать при себе, но и та уехала. Билась из последних сил, работала скотницей и дояркой, трудилась от зари и до зари.

— Что же она, непутевая, натворила? — вдруг спросила старшая Скворцова дрожащим голосом.

Миронов как мог успокаивал женщину, но сделать это было трудно.

— Дочка же она мне. А я мать ей. Мать. Как же теперь, а? Отпустите ее. Зараз же увезу. Она там, на земле, нужна…

Убитая горем женщина стояла у Миронова перед глазами, горькое отчаяние слышал он в ее голосе. «Нет больше муки для матери, чем дождаться от родного дитяти, когда оно за всю твою любовь и заботу плюнет тебе в душу», — думал он.

— А как вы оказались на этих снимках? — подавив в себе тягостные воспоминания, спросил майор.

Скворцова, испуганно раскрыв глаза, уставилась на фотографии, разложенные веером на столе. Она, казалось, потеряла дар речи, хватала воздух дрожащим ртом.

— Я все расскажу. Все, — твердила она, продолжая растерянно хлопать глазами. — Так. Купылех. Это он. Его затея. Обещал жениться, но передумал. Предложил совместное дело. Знаете какое? Грязное. Теперь-то мне все понятно. Я же дура необразованная. Клюнула, проглотила наживку. Можно было порвать, но всяк, говорят, умен: кто сперва, а кто опосля. Видит бог, я оказалась в западне. Боролась. Пыталась вырваться…

— Конкретнее, пожалуйста. — Миронов указал взглядом на фотоснимки.

— Купылех давал наводку. Поедешь, говорит, к такому-то начальнику. На прием. Вот, дескать, его телефон, адрес и все такое. Ну, я и пробивалась к нему…