Анатолий Ромов - Колье Шарлотты

— А при чем тут это?

— Видите ли, я из ГАИ.

Лицо его стало злым. В общем, я мог его понять. Крестовина кардана, за которой он так долго гонялся, срывалась для него и на этот раз.

— Ваши фамилия, имя, отчество?

— Завьялов. Георгий Андреевич.

— Где вы работаете?

— На телевидении. Я инженер по оптике.

— У вас есть какое-нибудь удостоверение?

— Пожалуйста. — Он полез в карман. Показал мне права.

— Где вы познакомились с Николаем?

— Там же, где с вами. На толкучке.

Все-таки он все еще переживал, что был обманут и приехал сюда зря.

— Посмотрите — это не он?

Я показал фотографию Корчёнова. Завьялов вгляделся. Взял фотографию, посмотрел на свет. Вернул.

— Да, он.

— Значит, к определенному часу. И не больше сорока пяти минут.

— Криминала, между прочим, я здесь не вижу.

— Да нет, конечно, — сказал я. — Криминала нет.

— Я что, свободен?

Я подумал, может быть, отдать ему крестовину кардана, которая лежит в столе у Сторожева? Нет, обойдется.

Завьялов уехал. Я включил радиотелефон. Набрал номер Сторожева.

— Сергей Валентиныч? Это я. Он приехал.

— Ты уже отпустил его? — помедлив, сказал Сторожев.

— Да. Он едет по направлению к городу. Могу задержать.

— Не надо. Минут через двадцать выйди из машины. Поищи в лесу наряд пограничников. Понял меня?

— Да, понял.

Выждав двадцать минут, я вышел из машины и пошел в лес. Да, теперь уже я понимал, что имеет в виду Валентиныч. Тайник. Конечно. Пограничники ищут тайник, если уже не нашли.

Так и оказалось. Метрах в ста пятидесяти в глубине лесной полосы, разделяющей два шоссе, около кустарника стояли Сторожев и шесть пограничников, вооруженных щупами, миноискателями и прочей поисковой техникой. Один из пограничников, высвечивая фонариком, сидел на корточках возле ямы. Рядом была положена крышка — примерно тридцатисантиметровый слой дерна с росшей на нем травой и даже кустом.

— Надо же, товарищ майор. — Еще один пограничник присел на край ямы. — Вы прямо как в воду глядели. А я, наверное, по этому тайнику раза два с собакой пробегал. Тогда, когда налетчиков искали.

Мы со Сторожевым сели на корточки. Фонарь поочередно выхватывал из темноты старую штормовку, остатки газет, нечистоты, фонарик, кучу тряпок, старые консервные банки.

Потом мы с Валентинычем сидели в моем «москвиче» на обочине шоссе.

— Значит, они специально попросили Завьялова ждать оба дня определенное время, — сказал я. — Не больше сорока пяти минут. Примерное время выхода микроавтобуса Госбанка они знали. А два дня подряд — для подстраховки. Может быть, если бы деньги не повезли на второй день, они попросили бы Завьялова приехать и в третий. Когда они выехали из леса на мотоцикле, примерно без четверти одиннадцать, Завьялов уже полчаса как уехал. Но они имитировали бег не к машине, а к следам этой шины. А потом прыгнули через следы на шоссе. На асфальте след не остается. Пробежав немного, разминулись. Один — вернее всего, Пахан с инкассаторской сумкой по камешкам, да еще посыпая следы кайенской смесью, пробрался к тайнику и спрятался там. А второй на какой-то своей машине, которая была поставлена так, что следов не осталось, уехал. А может быть, просто на попутке. А потом они встретились. Уже в спокойной обстановке.

— Понимаешь, Володя… Мне кажется, что я все-таки был прав. И имеем дело с человеком, которого внедрили к нам в государство, то есть с резидентом. Но вот представь себе, что этот человек, внедренный резидент, связан, помимо своих хозяев, еще и с организованной преступностью там, у себя. Ты можешь допустить такое?

— Могу, — после долгого молчания сказал я. Я мог отвечать, а мог и не отвечать. Но в любом случае понимал, что Сторожев сейчас прав.

— Ну вот. А как только мы это допустим — все сразу становится на свои места. Как только мы станем плясать от этой печки, нам будет многое понятно. Понятно, что, увидев достойную цель, такой человек мог с легким сердцем… пожертвовать резидентурой. Даже прекрасно налаженной и хорошо закрытой. Потому что с полутора-двумя миллионами долларов он будет себя чувствовать прекрасно в любой точке земного шара. Согласен?

Как же я сам этого не понял? Почему? Инерция? Да. Конечно, это была инерция. Кто же меня сбил? Пахан. Меня сбил Пахан. Но он на какое-то время сбил и шефа. Слабое утешение.

— Понимаешь, я еще во многом не разобрался. Ну, например, в истории с подменой денег. Но это уже не так важно. Это детали. Главное — сама идея. Идея об использовании хорошо налаженной резидентуры для получения крупной прибыли. Я теперь вижу, что в этой ситуации все должно было работать на него. Важна была сама идея.