Андрей Кивинов - Полное блюдце секретов

А они – не волнует нас соседний дом, а вы, если не хотите по хорошему, съедете по плохому. На тот свет. Срок дали, кажется, неделю.

Я Валеру-то уговаривать принялся. Не майся дурью, давай переезжай, снова соседями будем. Кто его знает, зачем они приходили? Какая тебе разница, где лежать, а смена обстановки, наоборот, на пользу. Он на меня давай кричать: «Никуда я уезжать не собираюсь, здесь родился, здесь и помру!». А Марине говорит – сходи в исполком, да в милицию заяви. Нет такого закона, чтобы людей без их желания из квартиры выселяли, пускай даже на другую, более хорошую площадь. Замки купим покрепче. Ничего, никто нас не выгонит.

Я-то, зная Валеру, сразу понял – бесполезно спорить.

– Это единственный раз, когда им угрожали?

– Я не знаю. Мне они не говорили, а может, не хотели говорить. Я как-то спросил, ходила ли Марина в милицию. Она ответила, что нет. Выходит, не угрожали.

– У вас были какие-нибудь подозрения после их убийства? Я имею в виду, подозревали ли вы кого-нибудь? В частности, тех приходивших парней. Или вы тоже думаете, что их просто ограбили?

– Не знаю, Володя. Все могло быть. Брать-то у них нечего. Имелись накопления кое-какие, золотишко, но все это мелочи. Из-за этого троих убивать? Мы с Игорьком тоже долго думали, но так ничего и не решили. Не знаю, одним словом.

– Минуточку, когда вы беседовали с Игорем?

– Ну, когда он освободился. А куда ему еще податься? Ни у Валеры, ни у Марины близких родственников в городе нет, так, седьмая вода на киселе. Он мой адрес узнал по справочной и приехал. Возмужал парень. Я пустил его, где-то с месяц он у меня жил.

Жалко Игорька. Он не столько по родителям убивался, сколько по Анечке. По ночам ее звал. Я уши затыкал, не мог слышать. Тяжело. Шесть годков она его ждала, а всего месяца им не хватило. Он мне фотографию Анечкину показал, старенькую такую, где она девочка совсем, из студенческого билета вырванную. Им тогда, в 87-м, свидание устроили, кажется, за то, что Игорек признался. Минут двадцать всего. Тогда он эту фотографию у Анечки и забрал. Ждать ее попросил. Она и так бы его ждала.

Игорек дрянью какой-то колоться стал, чтоб забыться. Пил сильно. Я отговаривал:

Держись, мол, парень, не надо в яму-то скатываться. Не знаю, послушал, нет, потому как через месяц он уехал.

– Куда?

– Кажется, в Саратов. К Аниным родителям. Что ему в Питере-то делать? Гол как сокол, угла своего и то нет. Его ж выписали, и под расселение он, стало быть, не попал. А там квартира есть, да и родители Анечкины вроде не чужие люди, они только рады будут.

Здесь бы пропал Игорек.

– Он адреса не оставил?

– Обещал звонить оттуда.

– Звонил?

Егорыч вздохнул:

– Не звонил. Да я и не сержусь. Понимаю парня. Зачем лишний раз рану незажившую тревожить…

– Но жизнь-то не кончается.

– Верно, конечно.

– И с того времени от него не было никаких сигналов?

Хозяин еще раз вздохнул:

– Не было.

Егорыч разлил остатки вина по стаканам, приподнял крышку люка и крикнул:

– Витек, тару прими.

Бутылка улетела вниз, в подставленные руки.

– Вот такие дела.

Собеседники кивнули друг другу и допили «Монастырскую избу».

– Петр Егорович, постарайтесь вспомнить тот месяц, что Игорь жил у вас. Точнее, события того месяца. Чем он занимался, может, кого приводил, куда звонил?

– Заниматься-то ему особо нечем было. Несколько раз в милицию ходил, в исполком.

На кладбище через день. А так все на диване лежал. Гостей не было. Старые друзья, что до посадки с ним водились, разъехались да разбежались. Понятно, какой он теперь друг, с тюрьмой за плечами? Звонить – звонил, но я не вникал и не спрашивал.

– Деньги были у него?

– Да откуда, если он с моей пенсии занимал?

– Вернул?

– Вернул. Перед отъездом. Сказал, что перезанял где-то.

– Еще один, может быть, странный вопрос. Как он вам показался – после зоны, я имею в виду, по характеру, по сути, если хотите? Зона ведь очень сильно меняет человека.

– Игорек изменился. Даже если не брать в расчет его беду. Словами это, правда, трудно объяснить. Он стал злее.

– Вы сказали, что тогда, после угроз, они сменили замок, значит, наверняка не открывали двери чужим, особенно когда остались одни в доме. И все-таки открыли. Кому они могли открыть?

– Ну, Володя, вы многого хотите, я же не ясновидец. Что, купиться не могли? Почта, из жилконторы там, еще что-нибудь.

– Ночью?

– Они тогда письма от Игоря ждали, как раз по срокам должно было прийти, а ящики почтовые хулиганы сломали.