Андрей Кивинов - Полное блюдце секретов

– Я туда и целил. Прямо между глаз. Но дуракам везет, – в такт коллеге мрачно шутил Казанцев.

– Ничего подобного. Лучше стрелять надо. На стрельбы ездить, в тир ходить после работы. Повышать свой профессиональный уровень. Ты когда последний раз из пистолета стрелял?

– Года три назад, при задержании. Правда, вверх и всего один раз.

– Ну, ни в какие ворота! Один раз? Вверх? Какое ж это задержание? Вон, Музыкант, если задерживает кого, пока две обоймы не выпустит, не успокоится. Кстати, Константин Сергеевич, мы вчера лжеманьяка задержали. В лесу, между прочим.

– Что значит «лже»? Еще одного дурака, что-ли?

– Сегодня он, может, и сошел с ума, после викуловской «шкатулки», а до этого был умным, я бы сказал, даже чересчур.

– То-то ты веселый не в меру сегодня.

– Конечно. Извини, имею право. Мы вчера с Музыкантом под это дело по двести приняли. Серега больше с горя, ему таких вставили за то, что дежурную «тачку»

Умыкнул, – до самого вечера страдал. Пока не выпил. Я сегодня в кадрах был по своим делам, видел проект приказа. Кадровик печатал. Примерно так выглядело: «За грубое нарушение служебной дисциплины, выразившееся в том-то, сем-то, Викулову объявить строгий выговор. За участие в раскрытии тяжкого преступления и проявленную при этом оперативную смекалку и профессионализм ранее наложенное взыскание снять».

Я кадровику и говорю: «Ну, и не лень тебе бумагу переводить? В балансе-то ноль». А он отвечает «Надо вовремя реагировать, а то завтра все начнут УАЗики угонять».

Грамотно, да? Зачем давать нам машины, когда можно такие приказы штамповать?

Казанцев, выслушав Гончарова, тяжело вздохнул:

– Я выговорешником вряд ли отделаюсь. Пушку уже отобрали.

– Правильно сделали. Не умеешь стрелять, удирай бегом.

– Да я б удрал лучше. Если б не Ирка.

– Еще один грубейший прокол. Не надо выставлять себя героем в глазах женщины. Им этот дешевый героизм по боку. Современной женщине прежде всего нужны деньги.

«Бабки», «бабки» и еще раз «бабки»… И никакие ласковые речи не заменят им чарующих звуков денежно-печатающего станка, А героическое гуляние по подворотням – это, знаешь ли, не актуально. Как и песня про зайцев.

– Что-то тебя шарахает из стороны в сторону.

– Ничего подобного. Я взрослею и с каждым днем умнею и умнею. Когда мне будет пятьдесят, я стану таким умным, что смогу сочинять сценарии рекламных роликов.

– Кончай базар. Достал.

– Да ладно тебе, Костик. Я ж тебя поддержать хочу в трудную минуту, чтобы ты не упал и тоже смог дожить до пятидесяти лет. А для этого нельзя ничего принимать близко к сердцу. Обязательно должен быть выход эмоций. Кто-то пьет, кто-то шизует. Ну, стрелял, ну, не попал чуток, ну, отобрали пушку, ну, проведут служебное расследование… Ну, возбудят дело. Как возбудят, так и прекратят. А не прекратят, попросим братву, они наедут на прокуратуру, хлопнут пару прокуроров для острастки, и никаких проблем.

Главное, не раскисай. Хочешь хохму?

Сидим вчера у Сереги, расслабляемся. Приезжает один опер из Главка, уже расслабленный. Ты, может, знаешь, Вовка Коноплев. Шкаф такой, двухметровый. Не помню из какого отдела. У него свой, весьма своеобразный метод беседы с подозреваемыми. Он садится напротив человека, с минуту пялит на него глаза, потом бьет себя кулаком по нагрудному карману и спрашивает: «А ты знаешь, кто я такой?».

После достает из этого кармана свою главковскую «ксиву» и тычет человеку в нос: «Вот кто я такой!». При этом полагает, что человек тут же упадет в ноги и начнет рассказывать правду. Мало кто падает, но это и не суть.

Для Володи самое главное – процесс. Вот это: «А ты знаешь, кто я такой?». Да, так вчера зарулил. Грамм пятьсот во лбу точно было. «Дайте, мужики, поколоть кого-нибудь, для поддержания формы». Ну, Музыкант привел пьяницу – на, коли на здоровье.

Вовка, как всегда, табуретку напротив, и глаза в глаза. Мы остались на всякий случай, чтоб он не переборщил. А у Вовки глаза кровью наливаются, как у быка. Наконец созрел для своего коварного лобового вопроса. Хлоп себя по карману: «А ты знаешь, кто я такой?!». Всю душу в вопрос вложил. Вдруг снова по карману хлоп, после по другому – хлоп, затем вскочил и давай по карманам хлопать. А потом поворачивается к нам, чуть не плача, и таким жалобным голосом мямлит: «Мужики, абзац, я, кажется, „ксиву“ потерял».

Мы как сидели, так и завалились. Особенно когда на его бедное лицо посмотрели. Не переживай ты так, Казанова. Выкрутимся. Пустое.