Николай Леонов - Место встречи назначает пуля

От страстных поцелуев Галины Виктора отвлек телефонный звонок.

– Да я слушаю! – прокричал он в трубку, не посмотрев на номер.

– Ты что же, падла, второй день трубу не берешь? – услышал он голос Скулатого. – Ты что, специально прячешься, чтобы мне нервы помотать?

Михайловский отстранил Галину и вышел из машины.

– Да что ты, Скулатый. У меня просто телефон глючит… Не прячусь я.

– Ты нюх совсем потерял! Ты чего творишь, козел? Сроки все по долгу давно прошли! Ты чего, шутки с Кулоном шутить задумал? Так я тебе, гнида, враз рога поотшибаю!

– Ты что, Скулатый? Какие шутки? Не горячись! Я все отдам! Сегодня Ткаченко гонки устраивает… Я деньги получу, плюс он мне еще за две гонки должен! Я рассчитаюсь, я все отдам!..

– Все отдашь и еще добавишь. Ты чего, не понял, урод? На тебя счетчик уже два дня включен. Трубку надо брать вовремя, чмо! Завтра в одиннадцать утра сам все привезешь. Проценты не забудь. Это был последний базар.

– Я понял, Скулатый! Я все привезу! – прокричал Михайловский в трубку, хотя уже слышал короткие гудки.

Он отключил телефон. Виктор прекрасно понимал, что не сможет завтра рассчитаться с Кулоном. Он обманул Скулатого. Ткаченко ничего ему не был должен. Скорее наоборот. Даже если он выиграет сегодняшнюю гонку и добавит деньги, которые ему заплатит Джелкумян за перегон машины, этого не хватит, чтобы покрыть и половину долга Кулону. Вновь перед глазами Михайловского промелькнули довольные лица тех, с кем он встречался за эти два дня, но теперь к ним еще прибавились зажравшиеся и благополучные физиономии Скулатого, Кулона и мифического вора в законе Рябыкина, которого он никогда не видел, но был уверен, что у него-то точно жизнь удалась. Михайловский был опустошен. У него даже не было сил, чтобы ненавидеть этих людей. Он подумал, что хорошо бы было сесть в чертов «Кадиллак» и на полном ходу врезаться в стену, чтоб мозги разлетелись. Решить все проблемы одним махом. Или продать его, купить билет, на какие-нибудь острова свалить. На билет точно хватило бы. Он усмехнулся собственным мыслям. И тут, как показалось Михайловскому, его осенила безумная, но гениальная идея. Он подумал, что сам, в обход Джелкумяна, может запросто напрямую выйти на Рябыкина и продать ему «Кадиллак». Этих денег ему хватит, чтобы расплатиться с Кулоном. Еще и прилично останется… А с Джелкумяном потом что-нибудь придумается. Он кинулся к «Ситроену».

– Ну, поехали праздновать, – глядя в маленькое зеркальце и поправляя макияж, предложила Галина севшему в машину Михайловскому.

– Галенька, у меня шикарный план! Сегодня вечером у меня гонки, поэтому давай после них отпразднуем все сразу. И покупку машины, и нашу встречу, и мою победу, которую я, кстати, посвящаю тебе, потому что я убежден, что сегодня выиграю! – выпалил Михайловский на одном дыхании и поцеловал Галину в щеку.

– Понятно, – иронично произнесла она.

– Неужели ты думаешь, что я тебя обману? Ты думаешь, что я не приеду? – возмутился Михайловский. – Ну, ладно, если ты мне не доверяешь… В любом случае мне сейчас некогда. Бывай…

Не обращая внимания на ее растерянный вид, Виктор выбрался из «Ситроена», пересел в «Кадиллак» и, лихо развернувшись, покатил прочь.

В Москве он припарковался на проспекте Мира. В этом районе Бавырин в студенческие годы жил с родителями. У них в квартире часто собирались однокурсники Алексея, несколько раз бывал и Михайловский. Он очень быстро нашел дом. На двери в подъезд стоял код, но Михайловскому повезло. Из подъезда выходила старушка с собачкой на поводке. Он быстро проскользнул внутрь, взбежал на пятый этаж и нажал кнопку звонка квартиры Бавыриных. Конечно, Михайловский прекрасно понимал, что Бавырин вряд ли живет с родителями, да и они за пятнадцать лет могли сто раз отсюда съехать, в конце концов, дома просто могло никого не оказаться, но он чувствовал, что удача сегодня на его стороне.

Через несколько минут за дверью послышалось шарканье, и женский голос спросил:

– Кто там?

– Здравствуйте. Мне бы Алексея Бавырина увидеть. Я его однокашник.

– А Лешенька здесь не живет. Да и заходит в последнее время редко.

Михайловский вздохнул с облегчением, обрадованный, что общается с матерью Бавырина.

– Очень жаль. Я Митя Плотников, с исторического. Я бывал у вас, когда мы с Лешей в университете учились. Теперь живу в Лос-Анджелесе. В Москве проездом. Сегодня в ночь улетаю. Хотел старых друзей собрать, – выдумывал на ходу Михайловский. – Что ж, очень жаль… До свиданья.