Николай Леонов: След оборотня

– Твою мать!.. – выругался брюнет. – Это босс. Приказал срочно приехать. Псих, говорил я тебе…

– Помолчи, Масон, – отрезал блондин и поднялся с кресла, оттолкнув от себя танцовщицу, все еще стоявшую на коленях. – Вечеринка отменяется. Девушки, собирайтесь по домам. Да поживее!..

Подруги удивленно переглянулись и открыли рты, собираясь если не выразить возмущение столь бесцеремонным обращением с собой, то хотя бы потребовать объяснения от блондина. Танцовщица резко повернулась к нему и застыла, чувствуя, как холодок страха завязывает узлом мышцы живота: вполне миролюбивая физиономия блондина, названного приятелем Психом, преобразилась до неузнаваемости. Звериная злоба исказила черты его лица, а бездонные голубые глаза вдруг превратились в колючие осколки, хранившие в себе отражение выстуженного январского неба.

Несколько мгновений танцовщица стояла, словно кролик перед удавом, и не могла оторвать глаз от лица блондина, завороженная его ледяным взглядом, и лишь затем, с трудом проглотив комок, невесть откуда взявшийся в горле, резко развернулась и бросилась подбирать с пола разбросанные предметы своего туалета. Одевалась она уже на ходу, опрометью выскочив в коридор. Подруга проводила ее удивленным взглядом, но последовать примеру товарки явно не собиралась. Она была готова возмутиться, но ледяной взгляд Психа мгновенно проделал с упрямицей ту же метаморфозу. Девушка не решилась произнести ни звука и, пятясь, выскочила из комнаты. Блондин усмехнулся.

– Сучки. Все они продажные сучки! – зло сказал он, а затем повернулся к брюнету. – Пошли, Масон. Машину я поведу.

– Как хочешь, – равнодушно пожал плечами тот и без дальнейших слов направился к двери.

В машине оба друга и напарника преобразились. На лице у блондина вновь появилась мягкая, дружелюбная улыбка, и лишь лихорадочный, жгучий блеск опаленных яростью глаз говорил о том, что творится в его душе. А Масон, казалось, полностью погрузился в себя. Он достал из кармана пиджака упаковку мятной жевательной резинки и, забросив в рот сразу несколько подушечек, принялся меланхолично жевать, пытаясь хоть как-то перебить запах алкоголя. Со стороны могло показаться, что он абсолютно спокоен и безразличен ко всему, что происходит вокруг, но его, как и Психа, выдавали глаза. Впрочем, в них некому было смотреть.

Эту метаморфозу, происшедшую с друзьями, можно было легко объяснить. Оба служили телохранителями у взбалмошной жены бизнесмена Ширяева. И оба были в достаточной степени профессионалами, чтобы уметь не показывать своих эмоций в то время, когда они на работе.

Вот это и являлось главной причиной негодования напарников. С боссом сейчас парни были не на короткой ноге. Но до того, как тот женился в третий раз, часто выполняли его иногда весьма щекотливые поручения и были у него на хорошем счету. А вот теперь приходится целыми днями и ночами таскаться по Москве с высокомерной сучкой, выполнять все ее капризы и молчать в тряпочку.

Более того, назначая парней на эту должность, Ширяев обещал, что они в «шестерках» долго не задержатся и вскоре получат повышение. Но время шло. Пролетело уже четыре месяца, а ничего не менялось. И вдобавок ко всему последние три недели у напарников не было ни одного выходного. И даже этого твердо обещанного свободного вечера босс их лишил, потому что его поганой сучке, видите ли, приспичило посетить презентацию какого-то слащавого попсового певца!

– Убью я когда-нибудь эту тварь и Ширяева вместе с ней, – процедил Псих, не убирая с лица дружелюбной улыбочки, от чего фраза прозвучала жутковато. – Зажрался, козел. Забыл, как на зоне вместе баланду хлебали. Большим боссом себя чувствует.

– А он и есть босс, – ледяным голосом констатировал Масон и выбрался из «Мерседеса». – А ты слишком мелко плаваешь.

– Ничего. Будем и мы когда-нибудь конфеты трескать, – процедил блондин ему вслед. – Ненавижу всех этих зажравшихся сук с толстыми кошельками!

Они вышли через пять минут. Жена босса, молодая, большегрудая и длинноногая конфетка, едва завернутая в вызывающе короткое серебристое облегающее платье с глубоким декольте, и Масон с неизменным в таких случаях выражением безразличия на лице. По не известным никому причинам девушка никогда не представлялась собственным именем. Она просила звать ее Литой, а в отношении телохранителей это была не просьба, а приказ. Масон попытался пройти в дверь первым, как этого требовали обязанности телохранителя, но Лита, что-то резко сказав парню, дернула его за рукав и раньше его оказалась на улице. Псих тихо выругался и скрипнул зубами. Но когда Лита плавно втекла на переднее сиденье, на губах блондина уже вновь играла неизменная улыбка.