Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

Во дворе Леха направился к забору. Проверить лаз. Пролом был аккуратным, а, главное, незаметным. Леха, проверяя, как он проходит в этот лаз, просунул в него голову, плечи, сделал шаг на ту сторону, и вдруг черная, в огненную крапинку пелена скрыла от него мир.

Очнулся он в оперативной машине. Справа и слева от него симпатичные ребята в удобных для работы кожаных куртках. Ощутил руки: они были за спиной. В наручниках.

Парень постарше глядел на него с переднего сиденья. Увидел пробуждавшиеся Лехины глаза: спросил:

— Очнулся? — сочувствующе так, соболезнующе. На дурацкий вопрос Леха не ответил. Тогда парень задал следующий: — Что вы тут с пистолетом собирались делать, Смолеев?

— А не пошел бы ты… — с трудом сказал Леха. А куда и зачем не сказал, язык плохо слушался. Парень рассмеялся и приказал водителю:

— Поехали, Сережа.

Оперативная машина вырулила на Садовое.

Часы показывали одиннадцать тридцать. И на руке, и на приборном щитке. Александр посмотрел на большую черно-белую Алису Коонен в замысловатом шлеме и тронул «Волгу» с места.

Чтобы заехать на Бронную, дал кругаля через Качалова и Садовое. Вот он, начальнический дом. Приткнувшись к тротуару, стоял «жигуленок» каленовских пацанов. Пустой. «Волга» миновала его и припарковалась невдалеке. Александр закрыл машину и деловито направился к начальническому дому.

Начальники, чтобы укреплять силы для принятия судьбоносных решений, спать ложатся рано: ни души не было во дворе, ни души. «Мерседес» стоял на положенном месте. Александр прошел к лазу. Подъездная лампочка светила вполне прилично. У лаза Александр присел на корточки. Смотрел на землю. Смотрел, смотрел и высмотрел. На земле лежала бронзовая пуговица от Лехиного блейзера.

Домой, домой! В берлогу.

Перво-наперво навестил лакейскую. Разбросанные шмотки, теснота, убогость, безнадега. Александр плотно — навсегда — прикрыл за собой дверь и направился в гостиную. Столик с напитками находился там: некогда было Лехе сегодня возить его туда-сюда. Александр, не закусывая, принял стакан коньяка. Содрогнулся, занюхал рукавом, затих на мгновенье, а потом включил музыку. Свою.

Пока выл Боярский, он маленьким ключом открыл потайную дверцу в панели, достал телефон и набрал номер. Ответили быстро.

— Здравствуй, Петя, это Александр, Сандро говорит. Слышал, у вас праздник — Леху-Копыто повязали? Ну вот, выходит, я лучше милиции осведомлен. Проверь, проверь, а я перезвоню.

Положил трубку и выпил еще. Меньше теперь, полстакана. Подождал немного и перезвонил.

— Это я опять. Ну как? Понятно, понятно. Что ж, поздравляю. Да ничего себе, живем, хлеб жуем. Повидаться надо бы, потрепаться, водки выпить… На следующей неделе я тебе позвоню. Будь здоров!

Александр вернул телефон в секретный ящик и оттуда же извлек револьвер и пачку патронов. Полой любовно обтер штучку, в просторечьи именуемую «бульдогом», поигрался им немного, а потом снарядил барабан. Выпил еще, подкинул револьвер на ладони и спрятал во внутренний карман пиджака. Откинулся в кресло, слушая музыку. Малинин пел:

Александр усмехнулся, встал, отмотал пленку назад. И снова:

Валентин прикрыл дверь в кабинет министра и улыбнулся секретарше. Симпатизировавшая ему секретарша поинтересовалась:

— Все в порядке, Валентин Феликсович?

— В полном, Серафима Сергеевна. Спасибо вам, — и, поцеловав ей ручку, вырвался на просторы престижных коридоров. Зашагал, посвистывая. Он уже подходил к обширной своей нише, когда из другой — рядом — возник Александр.

Три выстрела грянули один за другим. Три пули вылетели из ствола «бульдога» и все три — в грудь Валентина. Он стал расслабленно оседать, а затем упал. Александр убегал по коридору, громко стуча башмаками по надраенному паркету.

Первым у тела оказался Глеб, находившийся в приемной Валентина. Упав на колени, он слушал Валентиново затихавшее сердце. Выскочила из приемной и секретарша. Застыла, приподняв плечи и прижав ладони к щекам. Глеб обернулся, увидел ее, заорал:

— Срочно звони в скорую и охране, охране немедленно! — секретарша из прострации не выходила. Глеб вскочил, тряхнул ее: — Быстро, ну!