Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Дознание… — перебил Смирнов.

— Ну, и как оно идет? — нет, не собьешь секретаря. — Надеюсь, определенные сдвиги имеются?

— Мы с Поземкиным работали в двух разных направлениях. Встретимся вечером, все оговорим, прикинем варианты, и он вам доложит.

— Добро! — решил Георгий Федотович, открыл дверцу заднего сиденья, на переднем, рядом с шофером сидел строгий порученец — победитель неистового козла, и позвал сладким голосом: — Наташенька!

Наташенька впорхнула в лимузин. Сопровождаемая бурными аплодисментами «Волга» развернулась по дуге и, выехав на трассу, исчезла в пыли.

Из тонвагена вышел сценарист Владислав Фурсов и объявил:

— Хорошая штука — тонваген, особенно когда площадка подключена!

— И что же ты узнал, втайне от нас слушая площадку? — спросил Олег.

— Что у Наташки мраморная жопа и титьки, что это не соответствует действительности, что подполковнику Смирнову шибко не нравится секретарь райкома, что секретарю райкома шибко нравится наша артистка, что Олег Торопов старательно нарывается на кого угодно и на что угодно…

— У тебя хорошее настроение, Владик, — понял Торопов. — Хочешь, испорчу?

— Не хочу, — твердо сказал Фурсов.

— Тогда о другом, — предложил Олег. — Как ты будешь относиться к Коммунистической партии Советского Союза, если один из секретарей ее райкомов кинет палку нашей Наташке, которую в съемочной группе соблюдают и блюдут?

— Вопрос идиотский, — тихо и безынтонационно ответил Фурсов.

— Тогда первый вопрос снимается, — Олег не торопился. — Вопрос второй. Почему Наташка безропотно полезла в партийный кабриолет, хотя ей во много раз сильнее хотелось в автобусе наблюдать мужественную физиономию трюкача Димки, чем секретарскую харю, в которой сконцентрировались худшие черты внешности как бурятского, так и русского народа? И еще. Почему мы все, понимаешь ли ты, что все, все, все! восприняли это как должное?

— Ты все ставишь с ног на голову. Просто вежливый человек предложил усталой актрисе, тоже, кстати, человеку, комфортно и быстро отвезти ее домой.

— Именно кстати… — встрял Казарян, а Торопов выбросил лозунг:

— Поможем актеру стать человеком!

Не обращая внимания на крики, Фурсов довел речь до конца:

— Достойный жест воспитанного человека.

— Старая бурятка с двумя тяжеленными сумками еле плетется из конца в конец села. Мимо проносится черная «Волга». Я не вижу достойного жеста воспитанного человека. Я эту картину наблюдал. Где жест, Владик? Где воспитанный человек?

— Он мог не заметить этой старухи.

— Его шофер прямо-таки проклокотал начальнической дудкой, чтобы она освободила дорогу.

— Что ты от меня хочешь, Олег? — ненавистно спросил Фурсов.

— Я хочу знать: ты действительно преданно и искренне любишь Коммунистическую партию и Советское правительство?

Переодевшийся и умывшийся, одним словом при полном параде, Поземкин, пригорюнившись, сидел у себя в кабинете и не моргая, как орел, смотрел на розовое заходящее солнце в окне.

— Улов, Гриша, — спросил-приказал без стука вошедший Смирнов.

Поземкин сморщился, как от кислого, вспоминая прожитый день, и ответил, как и должен был ответить:

— Какой улов, Александр Иванович? Только-только сети расставили, только-только все проходы перекрыли, и если завтра хоть что-то посветит — можно считать удача. Про Бенилюкс вам Георгий Федотович рассказал.

— Ну, и слава Богу. Сиди и жди. А ты задумываешься. О чем так грустно думаешь, капитан?

— А докладывать первому секретарю сегодня. Может, у вас что есть, Александр Иванович?

Смирнов уселся наконец, покрутил пепельницу на зеленом сукне и задушевно попросил:

— Дай закурить, Гриша.

— Вы же не курите! — удивился Поземкин.

— Угу, — подтвердил Смирнов. — Шесть месяцев двенадцать дней. — Как женился и Лидке слово дал. Дай закурить, а?

— У меня «Беломор», — полагая, что столичное начальство курит нечто особенное, оправдался Поземкин.

— Что доктор прописал! — Смирнов выхватил из пачки папиросу, зажег спичку, страстно втянул первый дым и закрыл глаза. Признался после паузы: — Повело. Как от водки повело, — еще раз затянулся, ладонью разогнал дым и бросил огарок спички в пепельницу. — Что у меня, спрашиваешь? Ясно окончательно лишь следующее: один человек не мог этого сделать.

— Вы Ратничкина не знаете! — в ажиотаже воскликнул Поземкин.

— Он здоровее Чекунова?

— Приблизительно такой же. Может, чуть здоровее.