Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Красотка стала, — констатировал Алик.

— А то! — отвечал довольный брат.

— Да, теперь с такой сестренкой забот не оберешься, — сказал Костя.

— А то, — грустно согласился Виллен.

— Алик, ты вчерашнюю нашу газету читал? — со значением спросил усиленно молчавший до того Владлен Греков.

— Мне в эти дни только газеты читать… Я свою-то не читал, а уж вашу…

— И зря, — сказал Владлен и вытащил из кармана аккуратно сложенную газету. Алик развернул газету. Владлен указал: — Вот здесь читай!

— «Лучше, когда „моя хата с краю“»? — прочел название трехколонника Алик.

— Вслух все читай, — распорядился Владлен.

Алик долго читал вслух. Закончив, спросил без выражения:

— Откуда им все известно о моем деле?

— Я им дал все материалы, — признался Владлен.

— А ты от кого узнал, что меня привлекают?

— Это я Владлену сказал, — тихо доложил Лешка.

— Всем все известно, один я ничего не знал, — раздраженно заметил Смирнов. — Друг, тоже мне!

— Ты ничем не мог мне помочь, Саня.

— Зато Владлен тебе помог!

— Помог, — согласился Владлен. — Разве не так?

— И мне помог тоже! Изящно обосрал с головы до ног!

— Не тебя, а ваши порядки.

— Трепотня и демагогия эта ваша статья! — раздраженно закончил Смирнов.

— Зато Алик будет в порядке, — не опровергая его, отметил Владлен. Помолчали все, понимая, что после такой статьи у Алика действительно все будет в порядке.

Греков поднялся:

— Ну, мне пора. Алик, будь добр, проводи меня немного. Мне тебе пару слов надо сказать.

Они Шебашевским вышли к Ленинградскому шоссе и мимо автодорожного института направились к метро «Аэропорт».

— Спасибо, — выдавил наконец из себя Алик.

— Не за что! — легко отмахнулся Владлен и добавил: — А у меня к тебе маленькая просьба…

— Излагай. Я теперь тебе по гроб обязан.

— Ничем ты мне не обязан, — сказал Владлен. — А я тебе буду по-настоящему благодарен, если ты захочешь выполнить мою просьбу. Как ты знаешь, с понедельника я начинаю сдавать экзамены на вечерний юридический. Конечно же, меня примут. И я уверен, что историю там, устную литературу я сдам легко, но вот сочинения немного опасаюсь. А хотелось бы нос утереть всем, чтобы со всеми пятерками…

— Хочешь, чтобы я сочинение написал? А как?

— Раз плюнуть, Алик. На листке фотографию переклеим, кто там разбирать будет! А сочинение пишут всем кагалом, вечерники всех факультетов. Человек триста. Пойди там разберись. Это будет ровно через неделю, в следующую пятницу.

— Сделаю, Влад, — заверил Алик.

— Помни, за мной — не пропадет.

Они пожали друг другу руки, Владлен спустился в метро. Алик вернулся в сильно прокуренный уют приоровского дома. Лешка, как мог, подтренькивал на гитаре, а Саня, Виля и Костя, расплывшись по громадному дивану, громко и хорошо пели:

В следующую пятницу Алик благополучно написал грековское сочинение, а в субботу уехал в подшефный колхоз, в деревню Дуньково, направленный туда рассудительным начальством, которое твердо знало, что он герой-то, конечно, герой, но лучше ему пока быть подальше.

Скверное это дело — пить водку в кузове грузового автомобиля на полном ходу. Из горлышка еще так-сяк, но Алик не умел из горлышка. Кричали девчата и ребята из цехов.

— Александр Иванович, просим! Александр Иванович, давайте!

Машина шла по сравнительно ровному Волоколамскому шоссе, но шатало-таки порядочно: горлышко три раза опасно ударилось о край гладкого стакана, вызвав тонкий и веселый звон. Алик опрокинул стакан в себя, и водка пошла под язык, в нос, по углам рта и — частично — в горло. Непопавшее туда он с трудом заглатывал. Он страдал и плакал.

— Летят утки, летят утки.

Да два гуся, — запели девчата из типографии. Отходили на конус большие леса вдоль дороги, было пасмурно, вяло пролетали галки, а где-то далеко летели утки и два гуся! Алик пробрался к кабине — поближе к девчатам — и стал подпевать. Он сейчас любил всех девчат, но подсел к хорошенькой блондинке Асе.

— Пьяненький, — тихо сказала Ася.

Песня кончилась, и девчата заговорили. Поэтому Алик ненавязчиво прижался к теплому Асиному боку. Ася нерешительно пошевелилась. Тогда он обнял ее за талию, и она сразу же громко сказала: