Фридрих Незнанский - Слепая любовь

Она уже знала, кто такой Меркулов, какой он «многозвездный» генерал, и, давясь от смеха, слушала телефонный разговор.

Меркулов помолчал, но, не видя повода уличить Голованова в неискренности, громко вздохнул и сказал, что и сам сегодня много думал. О ком и о чем он не объяснил, но добавил, что, наверное, из чисто человеческих побуждений было бы неплохо, если бы кто-нибудь из агентства, лучше, конечно, сам Турецкий, позвонил бы Осиповым и высказал свое огорчение по поводу случившегося несчастья.

— А вы разве не получили наше сообщение? — удивился Голованов.

— Какое еще? — забеспокоился Меркулов.

— Ну, как же, мы сообщили в вашу приемную о том, что произошло, полагая, что вы, как близкий человек Осиповым, сами исполните эту дружескую миссию.

— Ах, вон как! Ну да, конечно… да… Ну, отдыхайте.

— Спасибо, Константин Дмитриевич.

Сева положил трубку на место и многозначительно посмотрел на товарищей:

— Нет, каков?

Посмеялись, но не зло, а так, как посмеиваются над человеком, на которого в общем-то и не сердятся всерьез. Ну, что поделаешь? Таков он и уже другим никогда не станет.

— Я думаю, никому из нас не нужно звонить Осиповым. Наташа может это сделать, и будет вполне уместно. Спросят, откуда узнала, ничего не надо придумывать — от нас. А нам-то зачем лить кипяток на открытые раны? Сами поймут, если еще не поняли, что главное в нашей, друзья мои, жизни — это уметь прощать, а не самому просить прощения по всякому поводу. Потому что, смиряясь, мы чаще всего поощряем самодовольство.

— Ну-у, Сан Борисыч, да ты философ! — протянул Филя.

— Это ругательно? — без тени улыбки осведомился Турецкий.

— Побойся Бога! Молитвенно!

— Остряк! — засмеялся Турецкий. — А об этих, об Осиповых, — тут, по-моему, дважды два: дойдет, значит, помирятся. У них же никого, кроме нее, нет, неужели и это приходится объяснять старым людям? Странная штука, эта слепая любовь. Не понимаю…

— Ты имеешь в виду стариков? Или Юлию?

— Я, Филя, имею в виду само явление. Любовь ни в коем случае не должна быть слепой. Ни в семье, ни в Интернете этом.

— Но у меня-то, — возразила Наташа, — где ж слепая?

— Хороший ты человечек, девочка. Только постарайся не забывать, что у тебя еще и мы были. К счастью, обладающие пока неплохим зрением.

— Да, — девушка с достоинством покачала головой. — А вы не поедете к ней?

— А ты хочешь? — в свою очередь спросил Турецкий.

— Да, но… — она жалобно оглядела присутствующих. — Не знаю, на чем…

— Так ты попроси кого-нибудь, Филю, например, и в ближайший же свободный твой день поезжайте. Заодно спросите, если она сможет уже говорить, кто это так ей настойчиво названивает? Нашим драчунам, — он кивнул на Филю со Щербаком, — только покажи! Да ты и сама уже знаешь.

— Знаю! — с удовольствием сказала девушка. — А можно?

— Что, попросить? Всегда, — улыбнулся Турецкий и подмигнул Агееву.

Вот тебе и «бывшая» подруга… Молодчина, не держит зла в душе. Так у нее хоть причины были. А чего я, в самом деле, сержусь на Костю? Я разве знал другого? Просто не замечал. Или не хотел замечать, вот и решение загадки. И не тот это случай, чтобы прощать или не прощать, надо просто забыть и идти дальше. Позвонить ему, что ли? Пролить ненужный мне бальзам на его гордую рану? Дома, дома…

Ирка подскажет, если я не прав. И Славка подсказал бы, если бы оказался рядом. Потому что он чище и проще всех тех, кто считают себя самыми близкими. Им двоим я верю, а прочее — химеры…

Интересное наблюдение встретилось в дневнике:

«Наверное, Ирка чувствует, когда я мысленно отдаляюсь от нее, и немедленно включает все свои резервы. А когда у нас с ней все благополучно, благопристойно, она может позволить себе и хамить. Интересно, почему?»

А по поводу чего записано? Ах, ну да, конечно… «Сокольники».

Вот и женщины, все те прекрасные Илоны, появляются в жизни именно тогда, когда в семейных отношениях возникает напряженка, говоря языком нынешней молодежи. Но и они — тоже химеры. Красивые, благодарные, а, по большому счету, несбыточные. Какая жалость!..

Лето кончалось. До отлета Нинки в Англию остались, как она с обидой заметила, считаные недели. Больше тянуть было нельзя, и Турецкий решил оставить агентство, чтобы исполнить обещание, данное дочери. А заодно и Наташин отпуск подоспел. И тогда Александр Борисович, чтобы отрезать себе путь назад, дал в Хабаровск телеграмму с лаконичным текстом: