Андрей Константинов - Ребус. Расшифровка

– …Светило солнце в тот день, как всегда, и ничто не предвещало горя, и никто не сказал тебе тогда, что под вечер станет с тобою, – негромко пропел Паша Козырев, комментируя разбушевавшийся за стеклом природный катаклизм.

– А дальше? – попросил Лямин. По причине ненастья в данный момент весь экипаж укрылся в салоне оперативной «девятки».

– Море верных, надежных друзей, на которых ты мог положиться. И вот перед тобой лица закрытых дверей, лишь стоило ей оступиться. [1] Малоизвестная песня «Оступиться» (муз. и слова Т. Щербакова) из одноименного альбома московской рок-группы «Ольви».

– Фу-у, Пашка, что за пошлятина? – ужаснулась Полина.

– Да уж, – поддержал ее Нестеров. – В самом деле, Паша, тогда давай уж лучше песню про зайцев, что ли. А то нагнал пурги-тоски. Из жизни лишившихся невинности девиц.

– Так не в этом смысле оступилась. Она там дальше по тексту с крыши упала.

– Ну, тогда это меняет дело. Наш человек: умираю, но не отдаюсь.

– Да ну вас, – смутился Козырев и, сделав вид, что обиделся, полез в карман за сигаретами.

– Пашка, не смей! – прикрикнула на него Полина. – И так обкурили меня с ног до головы. Каждый день после смены приходится одежду стирать – насквозь табачищем воняет.

Козырев поспешно убрал пачку в карман – перечить Ольховской он не смел по двум причинам: во-первых, в глубине души Паша ощущал себя, пусть и худо-бедно, но джентльменом, а во-вторых – он неровно дышал к Полине. «А вот интересно, – подумал Козырев, – какова должна быть частота вдоха-выдоха, чтобы по ней можно было доподлинно определить – ровно ты дышишь к человеку или уже нет?»

– Вот и молодец, – оценила его жест Ольховская. – Одна выкуренная сигарета сокращает жизнь на целых десять минут. Представь, как они могут пригодиться тебе перед смертью.

– Да уж. Лишние десять минут, проведенные на смертном одре, – это круто.

– А почему сразу на одре? А вдруг смерть застанет тебя в объятиях любимой женщины? Разве это плохо – десять дополнительных минут счастья?

– Да какие там женщины, в старости-то, – вписался в развернувшуюся дискуссию Лямка. В последнее время тема взаимоотношения полов интересовала его все больше в свете забрезжившего на горизонте романа с девушкой Ирой из отдела установки.

Нестеров хотел ответить на этот Ванин пассаж одним, весьма пикантным, анекдотом, однако, прикинув количество содержащихся в нем неприличных выражений, решил пощадить уши Ольховской. Но курить ему, кстати, тоже давно хотелось.

– Знаешь, Полина, мой отец свою первую сигарету выкурил в двенадцать лет. И если, как ты говоришь, каждая сигарета сокращает жизнь на десять минут, то боюсь, что у бати при таком раскладе было бы немного шансов дожить до встречи с моей матушкой…

Молодежь продолжила словесные пикировки (чего еще делать-то?), а бригадир откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Ворочать языком и битый час гонять порожняка не хотелось. Хотелось спать, либо, на худой конец, потаскать объекта. Но было понятно, что объект – кустарь-одиночка, подозревающийся в связи с черными следопытами, из дома не высунется. По крайней мере до конца их смены – точно. В такую погоду даже гробокопатели не работают, а дождь, похоже, зарядил надолго.

Настроение у Александра Сергеевича было серым и паршивым. Под стать пейзажу за окном, глядя на который бригадиру невольно подумалось, что автор строчек «у природы нет плохой погоды» тиснул их для красного словца – впопыхах и не подумав.

Впрочем, первопричиной скверного настроения Нестерова был отнюдь не сентябрьский дождь. Его… как бы это поэтичнее выразиться?.. Словом, его все еще мучил озноб после вчерашнего. Или, как говорят в простонародье, – его колбасило.

Накануне всем отделом отмечали уход на вольные хлеба Кости Климушкина. Еще один офицер пополнил скорбный мартиролог отдела, в котором на памяти Нестерова число безвременно ушедших по волнам большого и малого бизнеса перевалило уже за второй десяток. Бизнес этот по большей части был охранным, и Костя в данном случае не стал исключением из правил. Его уже давно переманивали «свои» – бывшие «грузчики», ныне артельно трудившиеся в СБ питерского филиала московского банка с труднопроизносимой сельскохозяйственной аббревиатурой. Нестеров не знал, сколько сейчас получают труженики села, но, судя по зарплате охранников их профильного финансового учреждения, «банковские пейзане» отнюдь не бедствовали: пятьсот баксов с режимом «два через два» – худо ли? Костя Климушкин поначалу от заманчивых предложений отнекивался, а потом решил: «Всё, достали, работаю до первого выговора». Тот, понятное дело, не заставил себя ждать, и уже на следующий день Костя накатал рапорт об увольнении.