Фридрих Незнанский: Большое кольцо

1

Александр Борисович был разочарован.

Так теперь выражаются высшие государственные лица, когда где-нибудь, скажем, в другой стране что-то происходит не так, как им того хочется. И степень разочарования бывает разной — от «да ну вас всех к черту!» до «нет, ребята, этот номер у вас не пройдет!». Турецкий не являлся высшим лицом, однако погоны государственного советника юстиции третьего класса давали ему право высказывать свое разочарование именно в плане «да ну вас…», имея в виду всю так называемую третью власть вкупе. Кроме себя самого. Если же говорить конкретно, то он сейчас думал не о следователях «с земли» — вот вроде Васи, они куклы в руках обнаглевших до крайности кукловодов, — а о самих кукловодах, трактующих закон с точки зрения личной целесообразности. Имел в виду также и Васино начальство, обретающееся в здании на Пятницкой улице, в городской прокуратуре, где когда-то, кстати, начинал свой «боевой путь» и он, Турецкий, — практикантом под крылом «важняка» тогда Константина Дмитриевича Меркулова. А теперь думал о них обо всех с определенной долей не усталости, не равнодушия, а как о чем-то смертельно надоевшем, набившем оскомину, от которой давно уже сводит челюсти. Можно подумать, что он сам этого всего не знал! Еще как знал… а ну их всех!

А причина столь негативной реакции — или, может быть, правильнее ее повод? — устроилась как раз напротив, у приставного столика возле большого письменного стола, стоящего в кабинете начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова. Сам генерал-майор милиции грузно восседал перед этим обширным полированным полем без единой деловой бумажки и со скептическим выражением на лице выслушивал жалобы «важняка» из московской городской прокуратуры подполковника юстиции Васи Чижова — так между своими или Василия Ивановича — тезки известных полководцев начиная от Чапаева и кончая Чуйковым — при официальных встречах.

Суть жалоб расстроенного следователя заключалась в следующем. Не далее как три недели назад вездесущие «газетиры», как презрительно именовал журналистскую братию еще Наполеон Бонапарт, пронюхали о громкой сенсации — пропал бывший вице-премьер правительства, а ныне президент крупнейшей в стране акционерной компании «Стройэкспортлес» Михаил Михайлович Фрадкин. По данным журнала «Евробизнес», его состояние недавно оценивалось где-то в районе одного миллиарда евро. То есть в списке российских олигархов на сегодняшний день он занимает позицию между цифрами одиннадцать и четырнадцать. Нехило, короче.

Так вот он пропал. Исчез, словно растворился без следа в ванне с серной кислотой. Был — и нет! Событие, мягко говоря, неординарное. Вообще-то бизнесменов такого уровня у нас как-то в последние годы не трогали. Вероятно, в их высоком кругу всегда имеется возможность договориться. Это если взять народишко пониже, то тут киллерам, конечно, раздолье — от изысканных ядов до профессионально выполненных радиоуправляемых зарядов, не говоря об обилии всевозможного стрелкового оружия и противотанковых ракетных устройств. Ну что ж, чем, как говорится, богаты…

Но Фрадкина не повесили, не застрелили, не утопили и не закопали в зимнем лесу. Хотя некоторые предположения в этом плане робко и выдвигались — среди низовых сотрудников компании. Наверху же хранили озабоченное и многозначительное молчание. Более того, в течение почти трех недель похитители не извещали осиротевшую компанию о причинах столь дерзкого демарша против главного ее руководителя. Ни тебе подметных писем, ни телефонных звонков. Так, во всяком случае, утверждали высокопоставленные представители лесного концерна, которым первым и пришлось общаться со следствием.

Юная супруга лесного магната — для информации, это у него четвертый брак — не знала, что и думать. Муж подбирался к шестидесяти годам, она — к тридцати. А что, вполне юная пара, можно сказать. И соотношение возрастов модное…

При этом глаза подполковника Чижова загадочно сверкнули, а крупный нос задвигался, как хоботок тапира.

«С чего бы это? — усмехнулся про себя Турецкий. — Возможно, у олигарха возобладал древнейший из инстинктов, увековеченный известным парадоксом — седина в бороду, бес в ребро?.. Но Васька-то почему „лыбится“? Не улыбается, не хихикает, не иронизирует, а именно ехидно и сладострастно „лыбится“, как когда-то выражалась дворовая шпана. Ох, что-то тут не так!..»