Николай Леонов - Виртуозный грабеж

«Небось побежала этому животному за добавкой, – сообразил Герман. – Странные все-таки эти женщины!»

Пьяный тяжеловес двинулся на него. И тут Герман сообразил, что все еще держит в руках горлышко разбившейся бутылки. Он вытянул его перед собой, и оно сверкнуло бритвенно-острым зеленоватым срезом.

– Запорю! – страшным голосом проговорил Герман, не двигаясь с места.

Амбал покосился на «розочку», на лицо Германа, и впервые на его физиономии появилось что-то, похожее на сомнение.

– Брось! – сказал он, продолжая наступать на Германа. – Брось, хуже будет!

– Куда уж хуже, – проговорил сквозь зубы Герман.

Вдруг громила остановился и, сказав: «Ладно!», полез в карман. Потом он ухмыльнулся и вытащил оттуда выкидной нож. Лезвие выскочило с леденящим звуком.

– Я отрежу тебе твои поганые яйца, – с наслаждением начал объяснять пьяный. – Потом засуну их тебе в пасть. Потом я вспорю тебе брюхо…

Он так увлекся рассказом, что упустил решающий момент. Герман решил не ждать, пока исполнятся мечты этого идиота, и в отчаянном броске сделал выпад.

Он сам удивился, как легко вошло острое стекло в человеческую плоть. Прозрачная зеленоватая зазубрина разрезала шею амбала, точно кусок масла, а в следующую секунду из разреза хлынул такой поток крови, что даже у Германа помутилось в голове от ужаса. И тут он допустил роковую ошибку.

Он был уверен, что с противником покончено, и расслабился. Но громила последним, уже почти бессознательным движением пырнул Германа ножом.

Удар был направлен в живот, но силы уже оставляли раненого буяна, и Герман успел закрыться рукой. Острое лезвие вспороло его рукав, кожу на руке и перерезало мышцы. Герман отпрянул. Из рукава полилась кровь. Боли он не чувствовал, но обилие крови неприятно поразило его. Чувствуя, что слабеет, Герман сел на пол, достал носовой платок и, помогая себе зубами, сделал импровизированный жгут. Кое-как перетянув раненую руку, он привалился спиной к стене и несколько секунд приходил в себя.

Громила уже не был ему опасен. Бездыханный, он лежал на полу в луже собственной крови. Лицо его и после смерти не выражало ничего человеческого.

«Бутерброд упал маслом вниз, – мрачно подумал Герман. – Причем бутерброд, который я не заказывал. Это одна из шуток судьбы, которые невозможно предусмотреть. И все равно я должен выбраться отсюда, пока меня никто не видел. А Ленке пусть будет урок. Таких козлов нельзя любить, даже если очень хочется…»

Он попытался встать и собрать то, что принес с собой, всю эту ерунду – конфеты, осколки, пакет. Его шатало, в ушах стоял неумолчный звон. Левый рукав пропитался кровью, как губка. Но он упрямо ползал по полу, стараясь уничтожить улики, пока наконец не понял, что теряет драгоценное время. Герман сунул в пакет то, что успел собрать, – сплющенную коробку дорогих конфет, окровавленную «розочку», еще пару осколков и, с трудом поднявшись на ноги, стал пробираться к двери. Он старался не хвататься за стены и дверь открывал так, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Это было все, на что ему хватило сил. За порогом Герман остановился и, привалившись к стене, какое-то время боролся с накатывающей на него дурнотой. Были это секунды или минуты, Герман не знал. Он весь покрылся холодным потом, сердце стучало, как бешеное. Удержаться на ногах ему помогла одна только сила воли.

Потом в глазах чуть прояснилось и стало как будто полегче. Герман уже собирался спускаться, как вдруг внизу хлопнула дверь, и подъезд наполнился звоном пьяных, вульгарных голосов и топотом многих каблуков.

Интуиция заставила Германа собраться и как можно быстрее перебраться этажом выше. Задохнувшись от подъема, он замер на повороте лестницы, слушая, как поднимается наверх веселая компания. Около Ленкиной квартиры гости остановились, и грубый мужской голос с хохотом объяснил, что дверь не заперта, потому что Игорек внутри соскучился по бабам и не хочет терять ни секунды. Эта незамысловатая шутка привела в восторг спутниц остряка, и они тоже залились хохотом.

Герман осторожно посмотрел вниз. Увиденное привело его в недоумение. Возле Ленкиной квартиры стояла группа людей, которых он никогда здесь не видел да и видеть не мог. Во-первых, Ленки среди них не было, а был похожий на шкаф мужик с красной физиономией и три размалеванные девицы, профессиональная принадлежность которых не оставляла никаких сомнений. Герман ничего не мог понять. Эта шваль тащилась в Ленкину квартиру, точно к себе домой. Что это могло означать?