Ирина Лобусова: Короли Молдаванки

Очередной покупатель пытался добиться от торговки снижения цены.

– Мадам, унизьте вашу цену! Шо я стою битый час, как полный адиёт? Эта риба желтая, как ваши вырванные годы! Или я вам не тут, а за здесь? Не делайте мине нервы на кицкины лапы! Или я стою, или я никак за здесь?..

Золотистые лучи жаркого солнца освещали кувшины с медом и красные яблоки, тонули в грудах разноцветных овощей и застывали на глянцевой поверхности контрабандного шелка, казавшегося просто королевским товаром. И на этом фоне, над всем этим стоял постоянный гул, шум людских голосов, способных заглушить морской прибой.

Бродячие торговцы, торгующие с лотков на развес, расхваливали свой товар. Чего только не было на лотках, подвешенных на грудь на манер короба знаменитых древних коробейников! У говорливых торговок разбегались глаза от пестрых лент и сладких пирожков, от гребешков и булавок, и травяных букетов для изготовления «лучшего приворотного зелья».

– Ленты! Николаевская мануфактура! Карамель Ландрин! Помада из пчелиного воска! Румяны, кому румяны! Сладкие пирожки из тыквы! Айва, айва! Варенье из розы – снимает все болячки! – Голоса перекрывали один другой и без труда находили свое место в общем хоре, достигая ушей покупателей.

Толстая, пестрая торговка контрабандным шелком в сердцах плюхнула на прилавок отрез ткани и, состроив выразительную гримасу вслед удаляющейся от нее покупательнице – гримасу, на которую способны только одесские торговки, – сказала, обращаясь к своей соседке, торговке медом:

– Устала сегодня – как кура на сносях! К полудню дело близится, а я не распочинилась. За глаза темно – сердце выскакивает!

– Покупатель ныне плохой, – поддакнула торговка медом, – все ходют и ходют, а чего ходют, и сами не знают. За воздух топчут.

Тут до них донесся истошный вопль мальчишки-разносчика:

– Пирожки! А кому сладкие пирожки!

– Эй, пацан, а ну иди сюда! Шо ты там казал за пирожки? – Торговка тканью приободрилась и замахала мальчишке, который и без того уже шел на ее зов. – Шо в пирожки?

– Вот с яблоком. Здесь сахарные. А тут с вишневым вареньем.

– Дай-ка мне два – вот этот, с яблоком, да и за сахарный тоже!

Пока мальчишка бодро отсчитывал сдачу (впрочем, не забыв ошибиться в свою пользу на копейку), торговка медом с завистью смотрела на свою соседку, уже державшую аппетитный пирог в руке, – у нее денег не было.

Надув щеки от удовольствия, торговка тканью щедро откусила яблочный пирожок. И тут же состроила недовольную гримасу. В зубы ей сразу попало что-то твердое – ну прямо не укусить! Наверняка плохо порезали яблоки. Чертыхаясь и выплевывая кусок пирога, торговка засунула палец в рот и без труда вытащила какой-то большой твердый кусок, на ощупь даже больше, чем половинка отрезанного яблока. Она выплюнула находку на ладонь, а затем поднесла к свету. Тонкий звук, вырвавшийся из ее груди, больше походил на писк грудного ребенка и никак не вязался с немолодой уже женщиной пышной комплекции. Ничего не понимая, торговка уставилась на ладонь.

Там, тускло поблескивая желтоватым сплющенным ногтем, лежал отрезанный человеческий палец…

– Святые угодники!.. Святой Георгий, защити нас!.. – взвизгнула торговка медом, отлично разглядевшая страшную находку. Тетка, нашедшая отрезанный палец в пирожке, вдруг задрожала всем телом и, распрямив мощную грудь, издала утробный вопль, заставивший замереть целый рынок. После этого она закатила глаза и замертво рухнула под прилавок.

Поезд Санкт-Петербург – Одесса мчался сквозь бескрайнюю степь, на последних километрах пути почти не делая остановок. Развалившись на мягком диване, без сна, Володя Сосновский бесконечно долго смотрел в запотевшее от предрассветного тумана окно. Он мечтал об Одессе. Долгий путь в поезде был дорогой к его свободе. А дорога к свободе не может быть бесконечно длинна, если в самом конце ждет настолько благая цель.

Благой целью Володи Сосновского был город у моря, в котором он надеялся обрести себя, отдалившись от всего, что окружало его долгие годы. Прежний, домашний круг, университет, далекие друзья – все растворялось, уходило в прошлое, превращаясь в бесплотные тени на толстом стекле поезда, запотевшем от тумана. Володя Сосновский думал только об одном. И никто из его семьи, в полном составе явившейся на долгие проводы на вокзале, даже не догадывался о том, что, сев в поезд, прежний Володя Сосновский, выпускник юридического факультета Московского университета, благородный молодой человек из богатой и знатной дворянской семьи, перестал существовать. Семья сокрушалась, считая отъезд в Одессу настоящей ссылкой. Но для Володи всё это было не так. Путь в Одессу был дорогой к долгожданной свободе.