Иван Сибирцев - Золотая цепочка

— Постараюсь, Елизавета э-э… — начал он и покраснел.

— Елизавета Ивановна.

В коридоре своей квартиры Елизавета Ивановна зажгла свечку, поставила под электрощиток стул, сказала с усмешкой:

— Действуйте. Я стану подстраховывать вас.

Ее твердые ладони уперлись ему в спину. Глебу стало жарко. Он потянулся к пробке, слегка покачал ее пальцами, сразу же вспыхнул свет.

Глеб слышал, как потрескивает свеча, как дышит Елизавета Ивановна, как часто стучит ее сердце. Пальцы Глеба соскользнули с пробки. Свет снова погас.

Он виновато оглянулся на хозяйку. Она смотрела строго и выжидательно. Глеб торопливо потянулся к щитку, но Елизавета Ивановна вдруг дунула на свечку и сказала шепотом:

— Прыгай, я подхвачу…

А спустя еще недели две в парке «Сокольники» они сидели под старым кленом. Глеб осторожно взял прохладную, узкую ладонь Лизы и сказал умоляюще:

— Я больше так не могу. Вся наша жизнь — сплошное ожидание. Я жду твоего стука в стену, жду, когда уйдет из дому Гущин, когда убежит играть твоя дочка. Ты ждешь, когда я останусь в квартире один. Ждем, ждем. А чего, собственно? У нас же все решено с тобой. Сколько можно ломать эту комедию: сосед, соседка?..

— Что ты предлагаешь?

— Сегодня же поселиться вместе, а не по соседству.

— Я согласна. А где?

— Хотя бы у меня.

— Шестой жилицей в двухкомнатной квартире. Да еще Маринка со мной. По соседству с Гущиным. Прямо скажем, перспектива блестящая. То-то обрадуется Надежда Павловна, твой отчим и твои сестренки. И материальная база у нас с тобой всем на зависть. У меня аспирантская стипендия, у тебя целых сто рублей слесаря-ремонтника. Заживем на славу.

«Вполне достаточно для начала», — чуть не сорвалось у него с языка. Но Глеб тут же ужаснулся своего идиотского оптимизма. Обрекать Лизу на такое существование?.. И спросил с надеждой:

— Тебя удерживает только это?

— Ты думаешь, это пустяки, жадность? Между прочим, эмоциональное начало — это очень хорошо. Но не до телячьего идеализма. Я не верю в рай в шалаше даже с милым. Стандарты комфорта растут год от года…

Что скажешь, если Лиза снова права, как права она всегда в каждом своем суждении и поступке. Разве не обязан он заботиться о Лизе?.. Женщина на шесть лет старше его, красивая, умная, поверила ему, откликнулась на его любовь. Так неужели он поведет себя, как желторотый птенец, не станет для нее настоящим мужчиной, опорой в жизни?.. И вспомнился друг. А друг ли? — заспорил с собою Глеб. Конечно же, друг, неожиданный и надежный…

За мутным стеклом вагонного окна медленно поползли назад лотки с мороженым и пирожками, табачный киоск, крохотный магазинчик, приземистое станционное здание и, наконец, обшитые зеленым плюшем кустарника сопки, меж ними угадывалась морская синь.

«Впрочем, какая там синь, — возразил себе Глеб. — Небо свинцовое, и волны отливают свинцовым блеском». Глеб поежился, представив, как холодна и шершава сейчас морская вода, но снова заспорил с собой. «И все-таки это — море. Пусть не курортное, ласковое, однако же море».

Море, любимое отцом и унесшее отца, оно осталось позади. А впереди — Москва. Дом матери. Нет, не надо обманывать себя — дом отчима.

«Но в этом доме мать, сестренки», — попробовал разубедить себя Глеб. И тут почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Глеб крутнулся на своей полке и услыхал вежливо приглушенный вопрос:

— Пехота меняет гарнизон?

— Если и пехота, то воздушная. Надо различать рода войск.

На полке против Глеба полулежал парень чуть постарше Глеба. До подбородка тянулись рыжеватые бакенбарды, густые, ухоженные. Ноздри шевелились, и казалось, острый хрящеватый нос жадно принюхивался к воздуху в купе. Тонкие рыжеватые брови то смыкались хмуро, то удивленно всползали вверх. Светлые глаза иронично сощурены. Однако ответ его прозвучал почти примирительно:

— А я не силен в пуговках и эмблемах. Служить не довелось. Отсрочку дали по роду работы. — Он улыбнулся не то сожалеюще, не то с бахвальством. — Значит, не царица полей, а царица воздуха. По мне — один хрен. Скажи все-таки, если, конечно, не какая-нибудь там тайна: перегоняют или в отпуск?

— Поодиночке солдат не перегоняют, — назидательно сказал Глеб, досадуя на то, что сосед прилип с разговором. — Домой еду.

Востроносый, словно бы не замечая его настроения, сказал радушно:

— Что это мы с тобой безымянно? Меня, например, Аркадием звать. А тебя?

Не отвечать было просто свинством. И Глеб назвал себя.