Мишель Лебрен: Весь свет на Сильвию

— Я бы хотел, чтобы ты хорошо подумала, прежде чем отказаться или согласиться: я могу включить тебя в съемочную группу. К этому продюсеры не имеют никакого отношения. Ты могла бы заняться монтажными листами…

Фредерика ухмыльнулась и отчеканила:

— Кинокомпания «Сарман» представляет: Сильвия Сарман в фильме «Наслаждение и смерть», режиссер — Вилли Браун, автор сценария — Мишель Барро, в ролях такой-то, такая-то, ассистент режиссера — Фредерика Мэйан, в прошлом кинозвезда, нанятая из милосердия…

Внезапно раздавшийся телефонный звонок прервал Фредерику. Она опустилась в кресло, обхватив голову руками, зашлась в судорожных рыданиях. Режиссер встал, снял трубку.

— Алло, да, это я… Кто говорит? А, привет, как дела?.. Что?.. Что ты сказал?.. Но как же так… Алло, алло…

Он яростно швырнул трубку на рычаг, сел, снял очки, вновь принялся протирать их. Лицо его было бледным. Фредерика по-прежнему рыдала, сидя в кресле. Вилли Браун не выдержал:

— Перестань скулить. Или продолжай, как хочешь. Сильвия мертва.

Вдруг в комнате все стихло. Мишель Барро вскочил, застыл, сжав кулаки. Режиссер надел очки и уставился на свои руки, подрагивавшие на коленях. Фредерика, вся в слезах, смотрела перед собой невидящим взглядом. Наконец, режиссер, предвосхищая застывший у всех на устах вопрос, сказал:

— Звонил Жан Пьер Франк. Подробностей он не знает. Она умерла, всё. Ее перевезли в мо… в Институт судебной медицины.

Они переглянулись и поняли друг друга. Вилли неуверенно добавил:

— Вероятно, несчастный случай.

И тут Мишель не выдержал. Поднеся к глазам носовой платок, он принялся хныкать.

— Сильвия, моя малышка Сильвия… Моя дорогая… Сильвия… — лепетал он.

Бессвязное, монотонное нытье. Вскоре Мишель успокоился, но продолжал укрываться за платком, как за ширмой. Вилли встал, положил ему на плечо руку. Сильвия была мертва.

Полицейский в десятый раз поднял воротник плаща. Сотый окурок уныло торчал у него изо рта, приклеившись к нижней губе. В приступе внезапно охватившего его гнева он выругался.

— Вот невезуха, черт подери.

Восемь утра. Всю ночь не спал, и неизвестно, когда ещё удастся прилечь. Поднимавшийся от Сены влажный туман окружал людей и все остальное ореолом убожества. Он толкнул дверь бистро, облокотился на стойку, приказал:

— Кофе, покрепче. И рогалики.

Он увидел себя в зеркале и не нашел в этой картине ничего ободряющего: на него смотрел измученный бессонницей тип, неумытый, небритый, на которого обрушились все несчастья в мире, да еще этот воротник, упрямо отпадавший назад всякий раз, когда затылку становилось тепло,

— Ну, скоро там мой кофе?

— Уже, уже, — услужливо затараторил хозяин бистро. — И рогалики для господина инспектора.

— И газету, — буркнул полицейский, которого это благодушие только раздражало.

— Вот.

После первого горячего кофе он развернул газету, разломил рогалик и сразу почувствовал себя лучше. Его тело начало потихоньку наливаться тяжелым теплом ресторанчика.

Газетчики, разумеется, еще не прослышали о преступлении. Однако в полдень «Франс-Суар» и «Пари Пресс» насладятся вволю. Он уже представлял огромные заголовки: «Убита Сильзия Сарман». Пока же никто ничего не знал, и при желании он мог бы сильно удивить людей в бистро, сообщив им новость. Но зачем? Они закидают его нелепыми вопросами и останутся недовольны ответами. В вечерних газетах они найдут гораздо более удобоваримую пищу.

И вздумалось же полицейским из Ла-Варена вызывать среди ночи судебную полицию. Недотепы. Не могли подождать до утра. Его дежурство заканчивалось, он преспокойненько дрыхнул бы сейчас под боком у жены… Невезуха. Он был дежурным прошлой ночью, и все свалилось как Снег на голову. Ночная прогулка по мокрым дорогам, свидетель, который обнаружил труп и которого пришлось изолировать, чтоб он не поднял переполох среди журналистов, полицейские из пригорода, криминалисты с их техникой, судебно-медицинский эксперт, скорая помощь… Все это — в течение долгих, нескончаемых часов. И вот теперь вновь надо подниматься в кабинет, составлять рапорт, передавать дело дивизионному комиссару. Дютуа найдет Преступника и он же будет принимать поздравления от начальства…

— Вот невезуха, черт подери.

Он допил кофе, расплатился, вышел. От холода нос у него посинел, на глазах выступили слезы. Он почти бегом пересек бульвар, наклонившись вперед, с трудом преодолевая сопротивление ветра. Перевел дух, лишь оказавшись под аркой дома номер 36. -Теперь воротник мог отпадать назад — инспектору было все равно. Подошел дневальный, он пожал ему руку. Парень с кисло-сладкой миной сказал: