Николай Леонов - Ипподром

– Бросьте, – сказала она, – к моему поступлению в университет вы не имели ни малейшего отношения. Вы это знаете не хуже меня.

Обескураженный Крошин положил трубку. Старый проверенный способ: обещаешь нескольким хорошеньким абитуриенткам помощь, кто-то из них сдает экзамены успешно, проходит по конкурсу, а ты – король и благодетель. Как она докопалась?

Докопался Птицын, только Крошин об этом не знал. Он еще не почувствовал руку уголовного розыска. Крошин позвонил Леве, но не застал его ни дома, ни на работе.

Наконец наступила среда. Он запер машину, взглянул на вздыбившихся бронзовых коней. Эти на месте, не убежали. Он распахнул дверь. Незнакомый контролер, недоуменно отстранив протянутые деньги, указал на кассу. Пришлось, как всем, брать билет. В его ложе, в собственной ложе Крошина, толпились какие-то люди. Он остановился у входа, недоуменно оглянулся. Парней не было, стульев на месте тоже не было. Крошин прошелся по галерее. Один из завсегдатаев остановил Крошина, отвел в сторону.

– Ребят забрали. Вчера.

– За какие дела?

– Не знаю. Тебя спрашивали сегодня.

– Кто? – удивился Крошин.

– Крошин? Александр Александрович?

Он повернулся.

Молоденький сержант милиции вежливо улыбнулся и козырнул:

– Вас просят зайти в дирекцию ипподрома.

– Скажите, что я обязательно зайду, – ответил Крошин.

– Простите, просят сейчас. – Сержант вновь козырнул, улыбнулся еще шире.

От директора Крошин вылетел пулей. Разговор был предельно короток. Чтобы ноги вашей здесь не было, сказал директор. Крошин возразил, ходит он не к директору домой. Здесь государственное предприятие, а не частная лавочка.

«Я тебе такое предприятие, сукин сын, устрою, на задницу месяц не сядешь», – услышал он в ответ.

Крошин взглянул на старинную, висевшую на стене фотографию, где молодой буденновец стоял, обнажив шашку, и выскочил из кабинета.

Крошин ехал без всякой цели, никуда не спешил, никто нигде его не ждал. Несколько раз проверив, он убедился: за ним не следят. Он свободен, волен ехать, куда глаза глядят. Подписку о невыезде у него не брали. Уехать, не скрыться, просто уехать в неопределенном направлении? Зачем ему этот город? Можно вернуться в Москву. Уволиться и уехать. Не обманывай себя, все не так просто. Убийцу Логинова ищут. Раз всех допросили и сообщили на ипподром, ты первый, возможно, единственный кандидат. Наташу отослали, Анну предупредили, подручных напугали. Тебя изолировали, оставили одного. Зачем? Проще вызвать, снять отпечатки пальцев, установить идентичность, и круг замкнется. Почему же не вызывают? Они ждут. Чего?

Он приехал домой. Автоматически поел, напился чаю. «Они не дождутся, чтобы я запил и потерял самоконтроль. У них нет отпечатков, они блефуют». Он посмотрел на свою ладонь, стал изучать узоры на коже и в этот момент вспомнил. Он так же смотрел на свою руку в Москве, на Петровке, в кабинете следователя. С него только что сняли пальцевые отпечатки, они красовались на специальном бланке, все десять пальцев. Он тряпочкой стирал с рук черную краску, вот так же с любопытством изучал кожные узоры. Миллиарды людей, у каждого собственная печать. Крошин отошел от окна, медленно сел в кресло. Так вот чего они ждут: фотокопию дактилоскопической карты из Москвы. Вот почему этот Гуров не взял со стола бутылку. Придет дактокарта, они проведут экспертизу – и конец.

Он не вскочил, не побежал, продолжал сидеть. Уходить в нелегалы? Он видел нелегалов, жизнь хуже смерти. Человек медленно умирает со страха.

В четверг утром все собрались в кабинете следователя прокуратуры. Николай Тимофеевич встречал всех стоя, подвинул Турилину кресло, сел последним.

– Как дальше жить будем, Константин, – он замялся и быстро добавил: – Константинович?

Полковник сидел, откинувшись, вытянув длинные худые ноги, и сосредоточенно изучал собственные ботинки. Полковник молчал и, судя по выражению его лица, отвечать не торопился. Все присутствующие отлично понимали ситуацию. Крошин не дрогнул, не побежал, как они рассчитывали. Психологическая атака желаемого результата не принесла.

Вчера Лева просил разрешения на встречу с Крошиным. Турилин не согласился. Может убить, коротко ответил он. Лева долго убеждал начальника, говорил о своей осторожности, о знании психологии преступника, в общем, приводил различные доводы. Больше всего Леву огорчала мысль, что, будь на его месте кто-нибудь другой, Турилин разрешил бы встречу. В конце концов он прямо спросил об этом. Константин Константинович подумал и ответил: «Разрешил бы только Ломакину». – «А братьям?» – спросил Лева. «Нет», – ответил Турилин и подумал, что Птицыны при всех своих достоинствах для такой работы не годятся, излишне самоуверенны и прямолинейны. Заканчивая беседу, полковник сказал: «Если наша психологическая обработка на преступника не подействовала, встреча с ним бессмысленна, даже вредна, так как доказывает слабость нашей позиции; если же Крошин близок к слому, он способен на крайности, встречаться с ним опасно, тем более вам. Сейчас-то он понял, что вы с самого начала дурачили его. Подождем».